Сергей Кремлев - Берия. Лучший менеджер XX века

То есть получается, что описание последней предвоенной недели и у генерала Горькова, и у маршала Жукова, и у прочих (так, маршал Василевский, например, позднее заявлял, что «…нужно было смело перешагнуть порог», но «Сталин не решался на это») принципиально искажено!

Вот еще один факт, наводящий на размышления, – из мемуаров маршала артиллерии Н.Д. Яковлева, перед самой войной с должности командующего артиллерией Киевского ОВО назначенного начальником ГАУ:

«К 19 июня я уже закончил сдачу дел своему преемнику и почти на ходу распрощался с теперь уже бывшими сослуживцами. На ходу потому, что штаб округа и его управления в эти дни как раз получили распоряжение о передислокации в Тернополь и спешно свертывали работу в Киеве».

Не расходится написанное и с книгой Г. Андреева и И. Вакурова «Генерал Кирпонос», изданной Политиздатом Украины в 1976 году:

«…во второй половине дня 19 июня от наркома обороны поступил приказ полевому управлению штаба округа передислоцироваться в город Тернополь».

Значит, даже не «2 часа дня» 21 июня, а 19 июня? Но с чего это управление округа вдруг заторопилось в Тернополь, где в здании бывшего штаба 44-й стрелковой дивизии располагался фронтовой командный пункт? Нам рассказывают, что «тиран» и «глупец» Сталин не позволял командующему ЗапОВО Павлову войска в летние лагеря выводить, хотя в том никакого криминала не было – плановая боевая учеба. А тут штаб Киевского Особого военного округа с места снимается! Кто мог дать указание об этом, как не Сталин?

И что же – КО В О дали приказ развернуть полевое управление округом (то есть уже, собственно, фронтом), а ЗапОВО – нет? До Кирпоноса в Киев срочные указания ко второй половине 19 июня дошли, а до Павлова в Минск и к 21 июня не успели?

Позвольте не поверить!

А теперь, задав себе и читателю еще и эти вопросы, я действительно окончательно приведу ключевую хронологию событий июня 1941 года, как я их себе представляю…

Начало июня– возрастание информации о военной активности по ту сторону границы.

Первая половина июня– нарастание озабоченности, а затем и тревоги Сталина; его размышления и формирование идеи о личном зондаже Гитлера.

13 июня– доклад С.К.Тимошенко. Принятие Сталиным окончательного решения о собственном стратегическом, политическом зондаже ситуации.

14 июня– Сообщение ТАСС как первый зондаж.

17 июня– записка Меркулова и беседа Сталина с Меркуловым и Фитиным.

17 или 18 июня– организация Берией полета полковника Захарова и сам полет.

17 или 18 июня– предложение Сталина Гитлеру послать в Берлин Молотова – как окончательный зондаж.

18 июня– санкция Сталина на отдание директивы войскам о приведении их в повышенную боевую готовность, «спущенная на тормозах» растяпами и предателями.

18 июня– окончательная санкция встревоженного сталинским зондажем Гитлера на немедленное начало реализации плана «Барбаросса» и резкое возрастание активности вермахта, тут же замеченное разведкой Берии.

19–20 июня– личная инспекция границы Меркуловым по личному поручению Сталина.

20 июня– доклад вернувшегося в Москву Меркулова Сталину о странной вялости военных.

20–21 июня– Сталин жестко требует от Тимошенко и Жукова отдания немедленной директивы в войска.

22 июня– начало войны.

Вот как оно, возможно, было, уважаемый мой читатель! И лично я сейчас уверен, что вся тогдашняя партийно-государственная и военная элита позднее составила заговор молчания относительно первых военных дней Сталина потому, что ей важно было исказить и картину последних предвоенных дней Сталина.

Ведь громко сказать тому же Жукову, или Тимошенко, или Василевскому в пятидесятые ли, в шестидесятые ли годы, что Сталин не только ЗНАЛ, но и ВОВРЕМЯ САНКЦИОНИРОВАЛ приведение войск в боевую готовность, это же…

Это же совершить гражданское самоубийство! Или – если подбирать сравнение более возвышенное – лечь грудью на амбразуру. А на самопожертвование никто из них не отважился.

Да и как мог отважиться на это, скажем, Молотов? Он ведь тоже прямо лгал – даже в 1984 году. И эта ложь тогда же была зафиксирована Феликсом Чуевым, хотя он ее считал святой правдой. В его книге «Сто сорок бесед с Молотовым» есть запись от 13 января 1984 года:

«Читаю Молотову выдержки из книги Авторханова о 22 июня 1941 года: «Приехали к нему на дачу и предложили выступить с обращением к народу. Сталин наотрез отказался. Тогда поручили Молотову…»

– Да, правильно, приблизительно так…»

Но ведь это даже приблизительно не так!

Это абсолютно не так!22 июня Сталин впервые увидел Молотова в своем кремлевском кабинете в 5.45 и весь день был в Кремле, начиная дело войны.

Но не мог же Молотов сказать правду. Очень уж она и для него была неприглядна. А если бы выплыла эта правда, то, смотришь, выплыла бы правда и о Лаврентии Берии… И вместо «лагерно-пыльного» монстра перед глазами изумленных потомков предстал бы блестящий государственный деятель-универсал, не только не грозивший никому стиранием в «лагерную пыль» за предупреждения о близкой войне, а, напротив, своей организаторской работой и своими личными действиями обеспечивший своевременное информирование о ней Сталина!

Увы, НИКТО из первых лиц державы ни в реальном масштабе времени, ни позднее не вступился за поруганные честь и доброе имя вождя, за правду о товарище Сталине. А ведь это был тот, кто поднял их, дал им золото погон и звезд, дал высокие государственные посты… Это был тот, кто явно – и формально, и неформально – возвышался над ними в силу очевидной гениальности и величия личности и судьбы.

Что уж тут говорить о попранном ими же имени Берии! Он вождем не был, он стоял, считай, рядом с ними – если смотреть формально.

Неформально же он не только был выше их на голову как личность, он был выше их и как человек – не гоняясь за чинами, за наградами, не изображая из себя государственную величину.

Быть, а не казаться – это для Берии стало даже не лозунгом. Он просто был – на том месте, куда его поставил Сталин. И каждый раз он был на своем месте. И был при этом живым укором ох как для многих своих коллег и сотоварищей.

И поэтому, в зависимости от степени личной слабости или деталей биографии, кто-то его недолюбливал, кто-то – не любил. А кто-то и ненавидел.

Пока Берия был в силе, ненавидел втихую.

А уж когда сверху сказали: «Фас!»…

РАНЕЕ я заявил, что историю войны фальсифицировали на самом высоком уровне по очевидному обоюдному сговору партократической и военной элиты. А вот конкретная иллюстрация к этому общему утверждению.