Сергей Кремлев - Берия. Лучший менеджер XX века

А ведь Берия 26 марта 1953 года предложил амнистировать около 1 000 000 человек из числа вполне конкретных категорий заключенных. А именно: осужденных на срок до 5 лет; осужденных независимо от срока наказания, за должностные, хозяйственные и некоторые воинские преступления; женщин, имеющих детей до 10 лет и беременных женщин; несовершеннолетних в возрасте до 18 лет; пожилых мужчин и женщин и больных, страдающих тяжелыми неизлечимыми недугами.

При этом в «расклад» имеемого в виду Берией миллиона входили:

– осужденные за должностные и т. п. преступления (председатели колхозов, бригадиры, руководители предприятий и др.) – 30 000 человек;

– женщины – беременные и с детьми, до 400 000 человек;

– пожилые, неизлечимо больные и несовершеннолетние соответственно 238 000; 198 000 и 31 181 человек.

В сумме это дает почти 900 000 человек, вряд ли способных сразу по освобождении на некие разнузданности. Причем все они попали в систему ГУЛАГа не при наркоме Берии, а при министре Круглове. А «ЛП» предлагал как в принципе смягчить уголовное законодательство в части хозяйственных и других менее опасных преступлений, так и проявить милосердие по отношению к той части конкретных заключенных, которая не представляла опасности в силу самого характера преступлений, не связанных с насилием над людьми.

Мог ли такой контингент освобожденных породить некую мощную «волну насилия»? Лично я в этом сомневаюсь, хотя некие эксцессы могли быть, и вот почему… Берия представил записку МВД в Президиум ЦК КПСС как рабочий документ, где не требовалась юридическая шлифовка формулировок. А уже через день, 27 марта 1953 года, – без консультаций с Генеральной прокуратурой, с Министерством юстиции и прочего Председатель Президиума Верховного Совета СССР Ворошилов и секретарь Президиума Пегов подписали Указ об амнистии. Их поспешность (явно подтолкнутая Хрущевым) и привела к ряду издержек – не таких уж, как я догадываюсь, значительных. Так или иначе, Берия в них не виноват, и тема амнистии 1953 года еще ждет, как говорится, своего исследователя.

Как и тема некоторых реабилитаций 1953 года… Да, через Берию, как через министра внутренних дел, проходили все реабилитационные инициативы, и в той обстановке возразить против любой из них для Лаврентия Павловича было чревато крупными неприятностями.

Особенно это верно в отношении «дела врачей». Я не исключаю, между прочим, что те, кто готовил в течение февраля устранение Сталина, могли загодя приготовить и нужные якобы «документы» именно «по врачам». Причем документы, якобы «разоблачающие» «фальсификаторов» «дела врачей» «во главе со Сталиным». И Берия вынужден был ими оперировать.

Что ему еще в той ситуации оставалось? Надо было осмотреться, понять – что к чему…

«Уступи в малом», – учат мудрые. Так почему Берии было не уступить в деле о врачах? Их можно было освободить, а через какое-то время заменить в Лечсанупре другими. Тем более что лично Берия теперь вновь мог пользоваться услугами медиков МВД, а это было гарантией от любых «забот» Лечсанупра Кремля.

Поскорее отделаться от «дела врачей» было тем более соблазнительным, что у Берии имелось множество действительно его инициатив во всех сферах жизни. И теперь, казалось, высшему руководству страны никуда было не уйти от активности и идей самого деятельного члена этого руководства. Он ведь уже давно все ухватывал лучше других, причем даже лучше и глубже Сталина – если речь не шла о вопросах теории общественных процессов.

Берия имел свои, причем – оптимальные для общества, взгляды на хозяйственные приоритеты.

Он быстрее других коллег ориентировался в тех конкретных вопросах, к решению которых имел отношение, причем все решал без лишних словопрений, высмеянных и Лениным, и Маяковским. На «антибериевском» пленуме его бывший заместитель по Спецкомитету Завенягин в осуждение Берии сообщал: «И когда мы занимались каким-либо вопросом, он говорил: бросьте вы, к черту, заниматься этим делом, вы организаторы».

Завенягин далее вопрошал: «Как работу можно организовать, не разобравшись в сути дела?» – не понимая, что Берия-то в сути дела разбирался, но именно как организатор. Иначе Завенягин, докладывая Берии о ходе тех или иных работ, не заканчивал бы каждый раз: «Прошу Ваших указаний…»

Если Завенягин так перестраховывался, он был перестраховщиком, а это – позиция не самая достойная. Если же Завенягину действительно требовались указания, то имел ли он моральное право хулить организаторский стиль Берии?

Берия лучше любого другого руководителя государства из состава Президиума ЦК КПСС знал и народнохозяйственные проблемы. Тут с ним на равных могли выступать разве что Каганович, Сабуров и Первухин, но первый уже весьма немолод, а два последних имели более низкий государственный статус, чем Берия, и не имели его влияния.

Он хорошо знал и перспективные направления научно-технического прогресса.

Имел точный взгляд на рациональную внешнюю политику. А при этом верно понимал и насущные проблемы политики внутренней.

К тому же, с детства приученный к экономии, он от всех, с кем работал, всегда и во всем требовал экономии – не копеечной, а продуманной. И это тоже выделяло его из всех остальных членов Президиума ЦК.

Но, выполняя огромный объем работы, он, по сравнению с другими, был меньше на общественном виду. Такие уж у него были занятия. Кто, скажем, в стране знал, что атомное оружие – это Берия?

Каганович проводил до войны публичные слеты передовиков различных отраслей, а Берия всегда имел дело лишь с высшим руководством этих отраслей.

«Ворошиловскими стрелками» в довоенной юности были миллионы, а вот бериевскими снайперами на войне становились десятки тысяч. И Лаврентия Павловича в стране знали меньше, чем Кагановича, Молотова, Микояна, Ворошилова, Хрущева… Но зато он лучше «старой гвардии» знал саму страну, ее возможности.

Думаю, он давно хотел, – пожалуй, немного наивно, – чтобы товарищ Сталин оценил его, наконец, в полной мере и сделал его своим преемником. Берия ведь подходил для этого больше, чем кто-либо другой.

Конечно, с годами у него не могла не выработаться манера поведения, которая на первый взгляд выглядела излишне самоуверенной. Но как он успевал бы сделать так много в разных сферах, если бы, что называется, «разводил турусы на колесах»? Он мог сказать в сердцах, по телефону, то есть, фактически, с глазу на глаз, зампреду Совмина Грузии и одновременно министру пищевой промышленности ГССР Бакрадзе: «Консервщик ты, а не политик», или пасовавшему перед партбоссами генералу МВД: «Ты чиновник в погонах», но это как раз говорило о редком умении дать точную и сочную оценку, когда сказал – как припечатал.