Галина Субботина - Марсель Пруст

Далее следует еще одно автобиографическое введение. Пруст вспоминает о том, как он узнал о случившейся трагедии. Он рассказывает, что он проснулся холодным утром 25 января 1907 года и начал свой день с раздумий, как ему ответить на последнее письмо Анри. В этот момент он развернул «Фигаро» и среди множества трагических событий, которые, как замечает Пруст, читатели приобрели привычку, не теряя аппетита, узнавать за чашкой кофе (новый военный конфликт, недавнее землетрясение, очередные банкротства, забастовки и пожары), он увидел маленькую заметку о преступлении, совершенном Анри.

За длинной вступительной частью наконец наступает черед концентрированного изложения фактов, связанных с убийством. Пруст рассказывает о том, как раненая мать Бларанберга перед смертью несколько раз повторила: «Что ты наделал, Анри!» Как слуги, потерявшие голову от страха при виде окровавленного тела, вызвали полицию. Как полицейские, взломав дверь, вошли в комнату Анри и нашли молодого человека лежащим на кровати с простреленной головой, но еще живого. Пруст не останавливается перед тем, чтобы дать даже самые тяжелые подробности случившегося. Он сообщает, что выстрел обезобразил половину лица Анри и задел его глаз.

Чтобы найти причины преступления, Пруст прибегает к примерам из греческой мифологии. Сначала поступок Бларанберга сравнивается писателем с одной из трагедий Эсхила, в которой Аякс, оскорбленный тем, что оружие погибшего Ахилла было передано Одиссею, а не ему, в приступе бесконтрольного гнева уничтожил скот греков. Введенный в заблуждение Афиной, он был уверен, что борется с Агамемноном и Одисеем. Осознав свою ошибку, Аякс покончил жизнь самоубийством. Далее Пруст находит в истории Анри параллели с судьбой Эдипа, который ослепил себя, узнав о преступлении, которое он совершил. Пруст, не зная произведений Фрейда, прибегает для объяснения поведения Бларанберга к приему, сходному с тем, что использовал австрийский психиатр, который опирался на ту же трагедию об Эдипе для своих психоаналитических построений.

В описании преступления Анри явный автобиографический подтекст имеет мысль о гибели матери, спровоцированной ее сыном, а также чувство вины, которое испытывает преступник по отношению к своим родителям. Эта тема ответственности за смерть близких еще подробнее разрабатывается в заключительной части статьи, которая носит уже прямо исповедальный характер. В ней Пруст рассуждает о том, что ему понятно чувство вины, которое привело Анри к самоубийству, поскольку он может вспомнить о тех страданиях, которые вызывал у своих близких и которые приближали день их смерти.

Субъективное наполнение статьи, присутствующее на разных уровнях повествования, делает этот текст одним из самых интересных и важных в творческом наследии писателя до начала его работы над романом «В поисках утраченного времени». В статье присутствует такая центральная для романа тема, как вина перед родителями. Очень по-прустовски также разработана проблема воспоминания, которое уже называется писателем деятельностью магической. Пруст описывает, например, как меняется взгляд тех, кто пытается вспомнить ушедшее, соединить воедино прошлое и настоящее, старается «воскресить» минувшие события. Писателю кажется, что эти разглядывающие невидимое глаза отличаются каким-то особым очарованием, необычной красотой.

Несмотря на то что тематика статьи «Сыновние чувства убийцы собственной матери» кардинальным образом отличается от сюжета эссе «О чтении», между двумя текстами имеются важные сходства, которые позволяют говорить о том, что повествовательная техника Пруста наконец принимает свою зрелую форму. Оба произведения построены не на абстрактном и безличном изложении фактов, но с помощью субъективных введений. Кроме того, в последней статье повествование приобретает многоуровневый характер. Автобиографические реминисценции разного типа пронизывают структуру текста, принимают разные формы: от простого рассказа о знакомстве с Анри и исповедального признания в вине перед родителями до скрытого отождествления с главным персонажем статьи. Все это кардинальным образом меняет обычную структуру письма, приближая ее к той, что используется в романе «В поисках утраченного времени».

В августе 1907 года Пруст наконец решился покинуть Париж, для того чтобы отдохнуть на море. Он принял решение об отъезде в Нормандию, в Кабур очень быстро — за два часа, стараясь не утонуть, как обычно, в бесконечных сомнениях, которые мучили его еще в начале лета, когда он, по признанию Рейнальдо Ана, выбирал между Кабуром, Бретанью, Туренью, Германией и Парижем. Поездка оказалась настолько приятной, что Пруст будет возвращаться в курортный городок каждое лето в течение семи лет. Отправиться на отдых ему советовали врачи, которых беспокоило, что Пруст более не вставал с постели: с начала года он выходил из квартиры только пять раз. Однако за выбором Пруста, как всегда, пряталась целая серия причин, и мнение врачей имело в его решении не самое большое значение.

Не выносивший одиночества Пруст учитывал то, что рядом с Кабуром на летнем отдыхе проживали его многочисленные друзья: мадам Строс, Жорж де Лори, герцог де Гиш, Луиза де Морнан, Гастон Галлимар, художник Элле, который своей любовью к морским пейзажам напоминал Эльстира из романа Пруста. К тому же писатель был уверен, что преодолеть страх, который вызывали у него любые новые жилища, помогут приятные воспоминания, связанные с Кабуром: он уже бывал здесь и с бабушкой, и с матерью.

Пруст ехал в Нормандию за вдохновением. Он попросил у Эмиля Маля и у своих друзей указать ему на какие-нибудь городки, сохранившие старинную атмосферу и способные разбудить его воображение. Он хотел бы, конечно, добраться до более живописной Бретани, но дорога до нее представлялась ему слишком долгой, тогда как до Кабура на поезде можно было доехать за пять часов, а достопримечательности в его окрестностях не менее интересны для любителя старинной архитектуры и истории Франции.

Пруста привлекала не только старина. Не менее чем средневековой архитектурой он был очарован всем, что связано с последними веяниями прогресса. Поэтому он решил остановиться в «Гранд-отеле», реконструированном и открытом для отдыхающих 1 июля 1907 года, о чем 10 июля в «Фигаро» была напечатана подробная статья. Автор ее назвал отель «замком из “Тысячи и одной ночи”», а сам Кабур «королем пляжей». Отель был рассчитан на самую изысканную публику: на праздник по поводу открытия были приглашены 150 избранных гостей, прибывших в Кабур на специально зарезервированном поезде из Парижа. Фасад отеля выходил прямо к пляжу, из вестибюля открывался вид на море. Холл отеля был оформлен архитектором Люсьеном Виро в стиле Людовика XVI. Украшением здания явился огромный ресторан со смотрящими на море широкими окнами, которые в хорошую погоду открывались и превращали ресторан в террасу. Архитектор попытался максимально модернизировать отель: в каждом номере были обустроены обширные ванные комнаты с горячей и холодной водой. Из номеров, расположенных со стороны пляжа, можно было любоваться морским пейзажем через большие окна или с лоджий. Из окон на противоположной стороне отеля открывался вид на живописные окрестности Кабура и сады находящегося поблизости казино. Среди способов провести время, которые предлагались постояльцам отеля, журналист упоминал отдых на огромном песчаном пляже, прогулки по дамбе, а также игру в казино или на поле для гольфа.