Владимир Ацюковский - Приключения инженера

И он рассказал, как на одном самолете вышли из строя две вертикали, а крен самолета превысил допустимый.

— Так ведь есть же аварийный авиагоризонт? — спросил я, — В чем же дело?

— А летчик на него не смотрел, — ответил он. — У него всегда все было в порядке. Ну, а тут…

— Человеческий фактор! — прокомментировал это событие зам. начальника отделения Глеб Павлович. — Надо экипаж убирать с борта и заменять его автоматикой. Ее хоть совершенствовать можно, а с человеком что поделаешь? Новый экипаж будет совершать новые ошибки и повторять старые.

К сожалению, это верно. Самым неприятным на борту является человеческий фактор. Можно сто раз повторять экипажу, что можно делать, а чего нельзя. Но именно тогда, когда произойдет непредвиденный случай, летчик может растеряться и сделать все не так, как надо. И значит, автоматику на борту и на земле надо расширять и совершенствовать, заменяя человека на всех ответственных операциях.

Я предвижу время, когда на самолете-автомате единственным, самым главным и последним членом экипажа останется стюардесса, которая на дальних рейсах будет спрашивать с очаровательной улыбкой:

— Чай, кофе, шоколад? На борту все в порядке!

А на ближних рейсах и ее не будет. Потому что нечего баловать пассажиров. И так долетят.

За те годы, что автор проработал в области бортового оборудования, он имел над собой и начальников, и руководителей. Для тех, кто путает эти понятия, поясняю, что это совсем не одно и то же. Начальник — это человек, который дает своим подчиненным различного рода указания и приказы, в которых сказано, что надо делать, но не сказано как. Это подчиненные и так должны знать. По идее, начальник должен еще и выяснять по прошествии заданного времени, исполнено ли его указание. Но это делают не все начальники. Поэтому у таких начальников, которые не интересуются, вовремя ли исполнены их указания, большая часть указаний вообще не исполняется.

Некоторые из начальников дают одно и то же указание сразу нескольким своим подчиненным. До поры, до времени это сходит. Но потом тот, кто поумнее, начинает интересоваться, не дано ли указание, которое он только что получил, еще кому-нибудь, и если дано, то увиливает от его исполнения уже с чистой совестью.

Начальник назначает подчиненному заработную плату в зависимости от того, насколько хорошо, по мнению начальника, подчиненный делает то, что он велит. Этим самым изначально закладываются такие нехорошие качества подчиненного, как соглашательство, подхалимаж, отсутствие своего мнения, потеря лица. Когда все эти качества проявляются в полной мере и сам начальник начинает это замечать, то его тоже коробит от всего этого. Как сказал мне один из начальников о своем подчиненном, тоже начальнике, но помельче:

— Он так смотрит мне в рот, что аж противно!

Хотя надо заметить, что подчиненный смотрит в рот начальнику лишь в том случае, если сам он не знает своего дела или у него нет своего характера. А если знает его лучше начальника, то бывает, что все наоборот. Особенно, если подчиненный умеет притворяться дурачком. Это хорошо показано в пьесе А.Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты».

Таким образом, начальник — это администратор, а его действия по управлению своими подчиненными есть администрирование. Если он хороший начальник, то он знает свое дело и администрирует мягко, давая подчиненному возможность высказать свое мнение и даже считаясь с ним иногда. Потому что всегда считаться с мнением подчиненного нельзя, скажут, что у самого начальника нет «своего лица». Такого начальника подчиненные уважают и немножко побаиваются. Плохо работать у такого начальника труднее, чем работать хорошо. Да и совестно, так как сам начальник вкалывает, не щадя своего живота. Он не щадит и животов своих подчиненных, но прощает им слабости, если они трудятся в среднем добросовестно. Жить с таким начальником, в общем, можно, если не сачковать.

Если начальник плохой, то он требует жестко, не давая подчиненному никакой возможности проявить себя. Свое дело такой начальник знает, как правило, хуже подчиненных. Он всегда боится, что подчиненный однажды усядется на его место, а его самого прогонят. Сам он стал начальником потому, что пребывание в начальниках в наше время еще выгодно: существуют привилегии, ответственность не всегда велика, да и с не руководящей ролью не всякий справится, так как тут надо работать самому, спихнуть уже не на кого. Поэтому такой начальник администрирует жестко, пытаясь таким образом скомпенсировать незнание предмета и неумение работать с людьми. Подчиненные его не уважают, но боятся, потому что, черт его знает, что он выкинет. А уж не дать повышения, лишить премии или еще как-нибудь наказать такой начальник всегда найдет повод. Именно у таких начальников подчиненные проявляют все те отрицательные качества, о которых сказано выше.

А третий тип начальников — это очень плохие начальники, потому что они вообще не начальники. Они пытаются все сделать и за себя, и за подчиненных просто потому, что не умеют работать с людьми, не умеют организовать ни свой труд, ни труд подчиненных, не могут объяснить задачу, добиться ее выполнения и т. д. Короче говоря, не умеют быть начальниками, и поэтому их и не боятся, и не уважают, а просто принимают, как неизбежное жизненное недоразумение.

У кого-то из писателей-маринистов описан еще и четвертый тип начальников. В конце XIX — начале ХХ столетий на Балтийском море побывало несколько адмиралов. Все они были очень хорошими и благородными людьми. Каждый из них, правда, отличался своими особенностями. Один адмирал был чрезвычайно общительным и хлебосольным человеком, любившим, чтобы у него собирались офицеры. Тогда он надевал поварский колпак, и сам священнодействовал на кухне. Он любил, чтобы офицеры много ели и хвалили его поварское искусство. Второй адмирал тоже был очень хорошим человеком, правда, бабником. Он любил артисточек и всегда, когда бывал в театре, заглядывал за кулисы. А третий адмирал любил живопись и собирал картины. Он знал в них толк и любил давать по ним пояснения. А четвертый… И так далее. Но причем тут Балтийский флот?! А Балтийский флот все эти славные флотоводцы разорили до тла, и когда подошел 1914 год, выяснилось, что флот небоеспособен!

У меня тоже был один из начальников, очень хороший и добродушный человек, звали его Павел Евгеньевич. Он тоже очень любил картины, знал в них толк и любил их реставрировать. А после очередной баталии на Научно-техническом совете, где мне и моим товарищам приходилось сражаться за правое дело стандартизации связей, он меня приглашал для отеческого внушения и говорил: