Петр Чайковский - Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

От г-жи Кондратьевой до сих пор не имею ответа на мои вопросы о докторе Мецгере.

Как мне жаль бедного Колю! Могу себе представить, какое чувство осиротелости он испытывает без своего брата. Будьте здоровы, дорогая, добрая, милая!

Ваш до гроба

П. Чайковский.

Плещеево,

3 сентября 1882 г.

Милый, бесценный друг! Вчера получила Ваше дорогое письмо и, как всегда, должна благодарить Вас глубоко, бесконечно. Вы всегда Вашим чутким, нежным сердцем поймете всё и отнесетесь ко всему с светлым, теплым взглядом, не подчиняющимся никаким рутинам и никаким расчетам. Я говорю по поводу переписки Коли с Анною, и при этом же случае я хочу несколько пространнее поговорить с Вами, мой единственный друг, о пашем проекте и моем отношении к нему, потому что мне надо знать, так ли же относится к этому делу и Александра Ильинична, или, быть может, она найдет его слишком рыцарским, средневековым. Я отношусь к нашему проекту так, что если я избрала будущую подругу для своего сына, то, если надо было бы ждать не два года, а пять лег, я бы не стала уже высматривать другой невесты для него и ни единого раза не допустила бы до себя и мысли, что если явится что-нибудь более, как бы это выразиться, блестящее, соблазнительное, то можно направить сына и туда, - о нет, - я не только буду говорить ему, чтобы он оставался верным своему чувству, но я буду оберегать его от всякого соблазна, отдалять возможность изменить своему чувству, а с другой стороны, буду делать всё, чтобы дать возможность развиться и окрепнуть чувству его к той девушке, которую я же избрала для него, а к этому служат свидания, переписка, сближение, и, повторяю, я делала бы все это, если бы надо было ждать и пять лет, а не короткие два года, которые промелькнут, как два месяца. Вот мое отношение к данному предмету, дорогой мой. Я готова согласиться, что оно не практично, но это - мое понятие. Я не ищу для своего сына ни блеска, ни удовлетворения тщеславия, напротив, когда год назад я увидела, что он может жениться на девушке, штемпелеванной аристократке, княжне, со связями, с положением, я сейчас же старалась его отвлечь оттуда, хотя это семейство превосходное, но среду эту я не считаю обеспечивающей семейное счастье. А я для него ищу возможного счастья в браке, поэтому, раз выбравши для него подругу, я уже не буду смущаться никакими соображениями, а буду твердою рукою вести свое дело к заданной цели. Если при всех моих стараниях это всё-таки не удастся, я пожалею, но не упрекну себя ни в чем. Теперь, мой дорогой, я опять обращаюсь к Вашей драгоценной для меня дружбе; я уверена, что Вы всё понимаете, что я чувствую и как чувствую, и что мои заветные интересы и чувства Вы всегда побережете и оградите от всякого горя. Я прошу Вас убедительно сделать наблюдение, как относится Александра Ильинична к предмету, о котором я только что говорила. Ведь Вы понимаете, дорогой мой, что мне это надо знать, потому что я в этом случае как будто ответственна за спокойствие и благосостояние моего сына, и мне надо знать, как его напpавлять в этом случае, может ли он относиться к данному предмету как к чему-то прочному и неуклонному, насколько это в человеческих силах заключается, или это есть вещь совсем фражильная (fragile) [хрупкая, ломкая], подвергнутая многим обстоятельствам. Вы, конечно, дорогой друг мой, не будете спрашивать прямо Александру Ильиничну об этом, потому что прямой вопрос возбуждает страх, как будто обязательства, тогда как никто из нас, понятно, не может обязаться ни на что: для каждого человека могут быть обязательны известные действия, но никогда не результаты их или последствия. И то, что Вы узнаете о мнении Александры Ильиничны в данном случае, не откажите, мой бесценный, сообщить мне с полною откровенностью.

Мои мальчики, кроме Саши, уехали в Петербург. Очень скучно без них. Благодарю Вас безгранично, мой дорогой, за Ваше письмо к Коле, которое я не распечатала, впрочем, и сейчас же послала ему. Это для него будет радость неописанная. Сашок просил у меня позволения писать Вам, мой милый друг. Я ему разрешила, потому что надеюсь, что Вы, по своей доброте, простите ему это желание, и ведь, конечно. Вы не будете себя беспокоить ответами, когда не расположены писать.

Вы поручаете мне, дорогой мой, утешить Влад[ислава] Альб[ертовича] в Вашей критике. Да ведь он в восторге от нее, он молится на Вас, без энтузиазма, без слез он не может говорить о Вашей дивной доброте. “Как, - говорит, - такое светило, такой колосс не погнушался таким червяком, как я (это его точное выражение): не только до мельчайших подробностей обратил внимание на всё, но с такою неподражаемою деликатностью объяснил мне правило сочетания ударений музыки и слов”. Он давал мне читать Ваше письмо, мой несравненный человек, и я изумлялась, и только и можешь всегда сказать: господи, что это за человек!

В субботу, т. е. завтра, я переезжаю в Москву. В прошлую субботу не переехала потому, что дом в Москве не был готов. Погода у нас необыкновенная, среди дня жарко, как летом. До свидания, мой милый, дорогой, несравненный. Будьте здоровы и покойны. Всем сердцем беспредельно любящая Вас

Н. ф.-Мекк.

Р. S. Как Вы скоро работаете, друг мой, это поразительно: давно ли Вы начали оперу, и уже конец близится.

Москва,

7 сентября 1882 г.

Милый, дорогой, несравненный друг мой! Не знаю, как и благодарить Вас за восхитительные фотографии, которые Вы мне прислали; это такая прелесть, что глаз отвести не хочется. Татьяна Львовна - красавица, как и всегда, Анна - прелестна, как ангел божий, залетевший на землю; ее милое, невинное выражение лица очаровательно. Юрий - это картина, что за красота! Митя и Боб - самые прелестные гимназистики, которых природа когда-либо создавала. Это замечательно, какое это семейство красавцев; природа как будто специально занялась ими, чтобы показать миру, какие чудеса она может создавать - восхитительно! Поздравляю Вас еще раз, мой дорогой, с новым членом семейства, произведшим Вас в чин дедушки. Дай господи ребенку всякого счастия на земле, а родителям всегда радости и утешения от него.

Теперь перехожу к главному предмету и главной цели этого письма.

Прошу Вас, умоляю, мой дорогой, бесподобный друг, не писать никому из нас до тех пор, пока Ваша голова совершенно излечится и не останется даже ни малейшей наклонности к головным болям. Вы до того деликатны, что, право, становится совестно. Ну, как же Вы можете извиняться перед моим Сашей, перед ребенком, который не смеет и думать считаться с Вами чем бы то ни было. Он, писавши к Вам, удовлетворял своему страстному желанию и, конечно, не надеялся на ответ совсем, а уже и не мечтал о скором. Теперь же я прошу Вас всеми силами души, мой милый, дорогой, не пишите мне никогда, когда Вы нездоровы; берегите свое здоровье прежде всего и пуще всего. Ведь Ваша жизнь и здоровье необходимы для моего счастья на земле, они слишком дороги для меня, для того, чтобы я могла равнодушно смотреть, как Вы их тратите на удовольствие другим; пожалуйста, мой хороший, дорогой, не пишите.