Петр Чайковский - Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Я ужасно рада, что опять пойдут Ваши оперы, дорогой мой, но как мне жаль Вас, что Вам приходится так насиловать себя; пошли Вам господи сил и здоровья. Скажите, дорогой мой, откуда Вы взяли сюжет Вашей “Чародейки”?

Я адресую это письмо в Майданово, думаю, что там оно вернее попадет к Вам, милый друг мой. Не пишу больше, потому что это время мне приходится писать до изнеможения сил, и глаза уже совсем отказываются от такой непосильной работы. Будьте здоровы, милый, бесценный друг мой. Всею душою Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

Здешний капельмейстер исполнял со своим оркестром две увертюры Глинки “Жизнь за царя” и “Руслан и Людмилу”, и превосходно исполнил.

С. Майданово,

26 декабря 1886 г.

Милый, дорогой друг!

Не зная наверное, где Вы теперь, я всё-таки адресую в Висбаден, в надежде, что письмо перешлют к Вам. Во-первых, поздравляю Вас, дорогой, бесценный друг, с наступающим Новым годом, при пожеланиях Вам всяческого счастия и благополучия. Во-вторых, от глубины души благодарю Вас за дозволение пожить в Мясницком доме, в котором я появляюсь седьмого числа и останусь до тех пор, пока не состоится первое представление “Чеpевичек”. Теперь уже решено, что, если здоровье позволит, я буду сам дирижировать на первом представлении. Было уже семь репетиций. Вы, дорогая моя, не одобряли моего намеренья подвергнуть себя всем волнениям и страхам дебютанта-дирижера. Будущее покажет, хорошо ли я сделал, что не послушался Вас. Очень может быть, что тяжелая борьба, которой я подверг себя самого с своей собственной застенчивостью, отразится впоследствии неблагоприятным образом на моем здоровье и отнимет у меня несколько дней и месяцев жизни. Но каким-то роковым образом обстоятельства сложились так, что я не мог не попытаться переломить себя и в последний раз испытать себя на дирижерском месте. Этому способствовали и настояния друзей, и сознание, что если я выйду победителем из мучительной борьбы с самим собой, то могут из этого проистечь неисчислимые выгодные последствия для успеха моей музыки, и, наконец, какое-то непреодолимое желание доказать самому себе неосновательность моего убеждения в полной моей неспособности к капельмейстерству. А кто знает, может быть всё обойдется так, что и здоровье мое нисколько не пострадает. По крайней мере, всё последнее время оно было превосходно, несмотря на невероятное утомление и напряженность нервов. Я очень доволен отношением ко мне всех участвующих и искренним сочувствием, высказываемым на каждом шагу как певцами, так и артистами оркестра, обставлена опера будет очень хорошо. Декорации превосходны, костюмы тоже. Всем этим я обязан прежнему директору, который еще два года тому назад распорядился о роскошной обстановке “Черевичек”. Теперешняя московская дирекция не благоволит ко мне.

Теперь я чрезвычайно рад, что могу несколько дней отдохнуть у себя в деревне. Ко мне приехал гостить на все праздники брат Модест. С завтрашнего дня принимаюсь за “Чародейку”, которой в Москве я мог отдавать лишь немногие свободные минуты. Будьте здоровы, дорогая моя! Дай Вам бог хорошо встретить Новый год!!!

Ваш, беспредельно Вам преданный

П. Чайковский.

Майданово,

5 января 1887 г.

Милый, дорогой, бесценный друг мой!

Сегодня Коля переслал мне Вашу телеграмму, которая очень обрадовала и тронула меня. Но мне очень совестно, что я, с своей стороны, не поздравил Вас депешей с Новым годом. Это произошло оттого, милый друг, что Вы мне писали, что находитесь на отъезде и адрес своп сообщите позднее. Теперь я вижу из телеграммы, что Вы еще в Висбадене, и поспешаю поблагодарить Вас от всей души за телеграмму Вашу.

Я провел у себя праздники с величайшим удовольствием; я очень нуждался в отдыхе, и эти двенадцать дней, проведенных в деревенской тишине, очень освежили меня. Тем не менее, работал я с величайшим усердием, т. е. всё продолжал писать свою “Чародейку”, которую к великому посту уже требуют в Петербург, чтобы немедленно начать разучивать хоры.

У меня гостили всё это время брат мой Модест и Ларош. Последний, как Вам небезызвестно, страдает болезнью Обломова. Он обленился и опустился до того, что принужден был оставить консерваторию, а статьи пишет, только если его заставляют, т. е. не дают ему спать, а он спать может безостановочно целыми сутками. Каждый день я посвящал полтора часа на то, что заставлял его диктовать статью о “Каменном госте” Даргомыжского, и в результате вышла очень хорошая статья,, которую Вы прочтете в следующем нумере “Русского вестника” . Модест тоже приводил в порядок свою комедию, так что мы все трое работали и сходились только к вечеру все вместе и занимались музыкой и чтением. Я сохраню об этом деревенском отдыхе самое приятное воспоминание. Послезавтра, седьмого числа, мы все едем в Москву. Модест останется до первого представления “Черевичек”. Сегодня я телеграфировал Коле, чтобы он разрешил Модесту остановиться вместе со мной в Вашем Мясницком доме. Хотел об этом просить Вашего позволения, но не знал, куда адресовать депешу. Надеюсь, дорогая моя, что Вы простите мне, что я помещу Модеста в Вашем доме, прежде нежели придет ответ на позволение, которое я испрашиваю у Вас в этом письме.

С седьмого числа у меня ежедневные репетиции. Много придется испытать волнений, страхов и всякого рода тревог и беспокойств. После того приеду в Майданово и снова примусь за “Чародейку”. Часто я жалуюсь на то, что мне приходится без отдыха работать. Но что бы я делал, если бы не было работы!!! В сущности, я без нее и дня прожить не могу.

Будьте здоровы, дорогой, милый друг мой!

Ваш П. Чайковский.

Париж,

6 января 1887 г.

Милый, дорогой друг мой! Поздравляю Вас с наступившим Новым годом и от души желаю Вам совершенного здоровья, полного спокойствии и успеха во всех Ваших желаниях и делах. Вы первый, которому я пишу в этом году, и я считаю это для себя хорошим предзнаменованием. Я надеюсь, дорогой мой, что это письмо найдет уже Вас в моем доме, и потому адресую туда. Очень, очень желаю, чтобы Вам было уютно и тепло в моем доме, дорогой гость мой, и прошу Вас устроиться как только можно удобнее и требовать всего, что Вам может понадобиться. Иван Васильев - очень преданный Вам слуга, и с удовольствием будет исполнять всё, что Вам угодно. Жалею очень, что не могу сама приготовить всё для Вас.

Я нахожусь наконец в Париже и, как всегда, браню его беспощадно, но люблю очень, а терпеть не могу всех его порядков или, вернее сказать, беспорядков, потому что эта беспорядочная жизнь и эти грубые. злые натуры здешнего населения совсем не годятся для меня. Но, впрочем, в эту минуту я злюсь на Париж за холод, который у них царствует в комнатах, потому что в таком холодном климате, какой здесь они пробавляются одними каминчиками, и потому холодно так, что я едва перо держу в руках.