Петр Чайковский - Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

В Ганновер я приехал на несколько часов, чтобы в совершенно незнакомом городе провести в одиночестве дня два или три, собраться с мыслями, отдохнуть и привести в порядок свою корреспонденцию.

То, что Вы пишете о Данильченко, очень удивило меня. Я был о нем бесконечно лучшего мнения. Слава богу, что Коля. и Анна радуют Вас. Мне очень хотелось бы Анне рассказать разные подробности про Женеву, да не имею времени. Скажите ей, милый друг, что место, где они когда-то жили, неузнаваемо.

Будьте здоровы, дорогой, милый друг мой! Из Парижа снова напишу Вам.

Беспредельно преданный

П. Чайковский.

Адрес мой: 14, Rue Riсhepanse, Paris.

[St.-Jean]

9/21 марта 1889 г.

Villa Vial.

Милый, дорогой друг мой! Для меня совершенный сюрприз Ваш приезд в Париж, и я так рада, что Вы так близко от меня и в той же стране, где я. Через неделю я также предполагаю выехать из Ниццы сперва в Париж дня на два, а потом в мой милый Belair. Я так устала жить в наемной даче, где не только всё чужое, но и так многого недостает для самого обыкновенного комфорта, что я с наслаждением думаю о том, чтобы перенестись в свое, где всё так уютно и где всё есть, что мне надо, хотя еще и боюсь немного холода.

Анна приедет ко мне в Belair через несколько дней после меня, для того чтобы я могла успеть приготовить для нее комнаты. Я отпускаю также и других господ из своего штата, доктора и пианиста, и тут опять претензия за то, что отпускаю. Я такой несчастный человек, что, раз взявши в дом кого-нибудь, я уже не могу потом отделаться от таких людей: непременно претензии и обиды. Коля уехал, Анна и Кируша слава богу здоровы. Ваши хотели уехать восемнадцатого, но, быть может, уедут позже. Мне и Юле приходится ехать совсем одним, т. е. не имея никакого кавалера, который бы охранял нас в пути, и, конечно, обеим нам немножко жутко; слава богу еще, что недалекий переезд. Сегодня светит солнце - чудно хорошо.

Долго ли Вы пробудете в Париже, дорогой мой? Если Вы захотите обрадовать меня Вашим письмом, то до среды прошу адресовать на Villa Vial, а потом в Belair. Будьте здоровы, мой милый, несравненный друг. Всею душою горячо Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

Париж,

13/25 марта [1889 г.]

Милый, дорогой друг мой!

Не посчастливилось мне в Париже; приехал, я сюда совсем больной, и до сих пор не могу вполне поправиться. Нездоровье мое простудного свойства и теперь приняло характер периодической лихорадки. Каждое утро просыпаюсь здоровый, но около двух часов наступает жар, зубная боль, сопливость и продолжается это состояние до вечера. Я стал теперь принимать хинин. До сих пор я, по возможности, старался избегать встреч с знакомыми, но вчера уже пришлось провести вечер в большом обществе у М-r Сolоnn'a. Это очень утомило меня. Вообще и в Париже меня мучительно преследует вес та же idee fixe, т. е. сознание, что я бесплодно трачу время, а может быть, и подтачиваю свое здоровье, делая над собой усилие свыше меры. Жить в деревенском уединении, работать, много ходить и дышать чистым воздухом - вот условия, необходимые для моего благосостояния. Не скоро, однако, попаду я в свое милое с. Фроловское. Из Лондона, где мой концерт состоится 11 апреля/30 марта, вероятно придется ехать на Кавказ, где меня ожидает с нетерпением брат Анатолий и жена его. Как ни люблю я Кавказ и брата своего, но на сей раз предпочел бы ехать прямо к себе. В Париже проведу я еще около двух недель. Мне очень хочется повидать своих в Ницце, но как это сделать, не знаю. Сейчас напишу по этому поводу письмо к Анне. Меня очень беспокоит мысль, что Вы едете из Ниццы одни с Юлией Карловной; с непривычки это будет очень тяжело Вам.

Будьте здоровы, бесценный друг мой!..

Беспредельно преданный

П. Чайковский.

Лондон,

30 марта 1889 г.

Милый, дорогой друг мой!

Пишу Вам из мрачного, антипатичного Лондона. Представьте себе, что когда я вышел сегодня из репетиции в двенадцать с половиной часов дня, то на улице была ночь, совсем настоящая, безлунная, темная ночь. Много слышал я о лондонских туманах, но этого не мог вообразить себе! Но, впрочем, сами лондонцы поражены сегодняшним туманом, особенно потому, что в апреле здесь их никогда не бывает. В Париже я, как водится, очень утомился от обедов и вечеров, особенно в последнее время. Colonne на одном из последних концертов, по случаю моего пребывания в Париже, исполнил мои оркестровые вариации, и успех был большой. От русских концертов в Париже я отказался. Ни Комитет выставки, ни французское правительство не соглашаются гарантировать расходы, а рискнуть на свой собственный страх давать концерты я и не могу и не хочу. Впрочем, русские концерты в Париже всё-таки состоятся. Богатый купец Беляев, поклонник Глазунова, Римского-Корсакова, Бородина и т. д., устраивает еn grand [в большом масштабе] в Тrосaderо два концерта из их сочинений.

Сегодня была первая репетиция здешнего концерта, завтра утром вторая, вечером концерт, а на другой день рано утром я выезжаю отсюда прямо в Марсель и в суботу 13/1 апреля сажусь на пароход, который в четыре часа отправляется прямо в Батум. Недели через две с половиной я уже буду в Тифлисе.

Здесь со мной находится русский пианист Сапельников, который на концерте завтра будет играть мой Первый фортепианный концерт. Благодаря его присутствию я уже не так тоскую и скучаю, как в начале путешествия. Впрочем, теперь моим треволнениям наступает конец. Буду писать Вам, дорогой мой друг, уже из Тифлиса.

Будьте, ради бога, здоровы!

Беспредельно преданный

П. Чайковский.

Всем Вашим, т. с. Юлии Карловне и Влад[иславу] Альбертовичу, кланяюсь.

Г. Тифлис,

20 апреля 1889 г.

Милый, дорогой друг мой!

Пишу Вам это письмо в Веlair, предполагая, что Вы всё еще там, и в надежде, что, в случае Вашего отсутствия, Вам перешлют его. Надеюсь, что Вы получили письмо мое, посланное из Константинополя. Дальнейшее мое плавание совершилось вполне благополучно, и вот уже неделя, что я в Тифлисе. Здесь нашел я весну вполне установившейся. Что за чудная страна этот Кавказ! Нельзя описать, например, до чего роскошна, красива, богата растительностью Рионская долина, по которой идет железная дорога сюда из Батума. Представьте себе, дорогая моя, широкую долину, окаймленную с двух сторон причудливой формы горами и скалами, на которых растут рододендроны и другие весенние цветы, а в самой долине деревья с яркой, свежей зеленью листьев, и, наконец, многоводный, шумный, извилистый Рион. Уверяю Вас, что ради одного этого стоит посетить Кавказ. В Тифлисе теперь тоже чудесно: все фруктовые деревья в цвету; благодаря ясной погоде виднеются дальние снежные вершины, и в воздухе что-то весеннее, живительное и благоуханное. После лондонских туманов, оставивших во мне воспоминание какого-то тяжелого кошмара, всё это до того прекрасно, что нет слов выразить.