Ольга Рожнёва - Оптинские дневники

Отец Савватий улыбнулся. Да уж… Когда он приехал на Митейную гору из города, всё казалось необычным: старый заброшенный храм, покосившаяся избушка. Печка плохо держала тепло и к утру выстывала, вода в рукомойнике замерзала. Не было удобств, не было людей. На службу подтягивались старушки, переправляясь на пароме. Когда же кончалась навигация, гора становилась почти отрезанной от остального мира. Зимой ходили через Чусовую по льду.

А вокруг храма действительно было кладбище. Причём очень старинное. Настолько старинное, что при похоронах не замечали старых могилок, сровнявшихся с землёй, а уже копая яму, натыкались на старые косточки. Иногда их просто выбрасывали в сторону, заботясь только о своём покойнике.

И он тогда чувствовал себя как в сказке. Как будто попал в вечера на хуторе близ Диканьки. Или в фильм, где «мёртвые с косами стоят». Они с бабушками даже собирали эти косточки и предавали погребению. Потом ему рассказали, что в подполе его избушки – тоже покойник. Когда мужики делали погреб для отца Николая, нашли человеческие кости. Сколько лет было этой могилке? Сто? Двести? Они просто зарыли косточки в углу подпола и спокойно продолжали копать погреб дальше.

Местные привозили усопших, и он отпевал, служил панихиды. К нему подходили какие-то страшные взлохмаченные мужики и басом спрашивали, не страшно ли здесь молодому батюшке. А он отвечал: «Чего мёртвых бояться? Я за них молюсь».

Отец Николай когда-то отчитывал бесноватых, старец был духовным воином. После его смерти здесь пытались служить два священника, но не выдержали этой глуши, страхований, отсутствия нормальной жизни, людей, удобств – да много чего. Были и у него страхования. Спасался молитвой. Когда становилось совсем тяжело – надевал рясу отца Николая. Так и служил.

В капитанской рубке ненадолго замолчали, а потом возмущённый голос проревел:

– Насобирал там возле себя баб! Монастырь там у него женский, видите ли!

Второй голос стал громче:

– Ну, ты ещё скажи, что он специально монахом стал, потому что бабник!

– Всё равно – чего он там как в малиннике… И-ишь какой!

– А тебе что – завидно, да?!

Отец Савватий снова улыбнулся. Да, монастырь у него женский. Вот уж никогда бы тот молодой отец Сергий не представил себе, что станет духовником и строителем женского монастыря… А всё начиналось с бабушек. Молодёжь была к храму не приучена. А вот бабушки потянулись на службы, и храм ожил. Многие были чадами протоиерея Николая.

Приняли они молодого священника не сразу, сначала не доверяли. Боялись, что сбежит. Спорили, когда пытался говорить о неосуждении, о духовной жизни.

– Вот батюшка Николай, он был старцем! А ты совсем молоденький! Внучок ты наш! Мы ведь жизнь прожили, мы всё сами знам. Какая такая духовная борьба?! Нет, мы уж старенькие… Осуждали? Не… Это мы и не осуждаем вовсе – это мы так – покалякали между собой…

И они спорили с ним, не слушались, а он был хоть и молодой, но священник. Он говорил им что-то духовное, а они смеялись, перечили, вредничали.

Пару раз они его так доводили, что он собирал свой чемодан и, украдкой смахивая слёзы, уходил на паром, чтобы вернуться в родной город. В первый раз, когда сидел на пристани в ожидании парома, полный решимости уехать, к нему пришла лукавая мысль: «Вот, бросил ты свою паству… Вот, видишь, как жизнь твоя закончилась? Жить тебе больше незачем – а ты бросайся в воду, утопись! Пусть они потом тебя оплачут, раз довели!»

И он понял мгновенно, что эти навязчивые, такие убедительные помыслы – бесовские. И в страхе от этого лукавого нападения тут же подхватил свой чемодан и отправился обратно – на своё место, к своему кресту. Быстро прибежал домой, зашёл в избушку и видит такую картину: стоят его бабушки на коленях и за него акафист читают.

Был ещё один раз, когда он решился уехать. В полном унынии уже переехал на другой берег и пошёл на вокзал. Навстречу ему попалась староста храма Анна Дмитриевна:

– А вы куда это, батюшка?!

– Я от вас уезжаю.

– Нет, давайте ко мне зайдём, хоть чайку попьём…

Когда зашли в дом, она стала греть похлёбку и чай, а ему достала с полки старинные Четьи-Минеи в кожаном переплёте. Он открыл книгу на первой попавшейся странице, стал читать. И это было прямо о нём – о его жизни. Ситуация один к одному. Только в книге святой человек, которому досаждали, всех простил и никуда не уехал.

И у него появилось чёткое осознание того, что Господь Сам его вразумляет, и вся обида тут же исчезла. Пришло внутреннее решение вернуться, и он понял, что никуда уже не уедет.

Позднее пришло ещё одно искушение, но теперь оно было уже не внутренним, а внешним. Когда в очередной раз по делам прихода приехал в епархию к Владыке, тот посмотрел испытующе и предложил:

– Я могу тебя перевести в другое место, где храм побольше, и народу тоже побольше, и удобства есть – там тебе получше будет служить. Что скажешь?

И у него было чувство, как будто его лишают чего-то самого ценного – его бабушек. Его первых чад. А ведь они говорили:

– Ты уж нас не бросай, уж схорони нас сначала – а тогда и уедешь, коли захочешь… А то без тебя-то и храм по щепочкам разберут!

И он отказался от перевода. Остался на горе со своими бабушками. А потом уже врос в это место, душа прилепилась к Митейной горе над суровой уральской Чусовой. И он чувствовал молитвенную помощь старца Николая, который благословил это место, предсказал строительство монастыря и даже описал будущим бабушкам, а тогда полным сил прихожанкам своего храма, внешность своего преемника.

И, по словам бабушек, описывал старец точь-в-точь его, отца Савватия. Он слушал их недоверчиво: разве мог старец видеть его, когда он ещё в школе учился?! И не тянет он на преемника: так себе, самый обычный, ничем не примечательный священник… А спустя десять лет выросли постройки монастырские в тех самых местах, на которые указывал отец Николай.

Отец Савватий вздрогнул от неожиданного гудка: на паром въезжал здоровенный «КамАЗ», сигналил паре легковушек: берегитесь! С тех пор как сделали дорогу до областного города, мимо Святой горы изредка проезжали машины. Из рубки доносился звон посуды. Он посмотрел на часы: через двадцать минут паром должен отправиться. Река играла холодными серыми волнами, и они бились и рассыпались у борта парома. О чём это он? Да, как появился монастырь…

Постепенно отношения с бабушками полностью наладились: он научился молиться за них от всего сердца, покрывать их немощи своей любовью, осознавая, какую тяжёлую жизнь они прожили. Вот удивительно: ведь он не стал намного старше, но теперь бабушки слушались его и доверяли, чувствовали его пастырскую заботу и пастырскую же власть. И он стал для них не «внучком», а отцом. Любимым батюшкой.