Дайан Китон - Кое-что ещё…

Дайан, до тебя совершенно невозможно дозвониться. Надеюсь, ты получишь сообщение. Просто хотела поздравить тебя с поступлением в Пасадену… Ой, нет-нет-нет. Все перепутала. В общем, ты выиграла какую-то награду – или тебя на нее номинировали? В общем, я помню, что у тебя произошло какое-то большое и радостное событие. Хотела тебя поздравить. Как бы то ни было, если что, я дома. Может, позвонишь как-нибудь? Пока, Дайан. Позвонишь мне?

Я позвонила маме и сказала, что никаких наград у меня не предвидится, но я все равно очень рада ее поздравлениям. Вчера помогала ее купать. Какая у нее огромная грудь – как две дыни. Интересно, это не страшно, когда у тебя у сердца растут такие большие штуковины? Каждый раз, когда смотрю на Декстер и Дьюка, вспоминаю, как мучительно было мне взрослеть и наблюдать перемены в собственном теле. Буду ли я самой собой, если перестану узнавать собственное тело? Стареть – значит, постоянно меняться. В каком-то смысле старение продолжается всю нашу жизнь. Старение заставило меня ценить совершенно неожиданные вещи – например, возможность держать маму за руку и разглаживать на ней морщинки.

Вот у Дьюка разглаживать нечего. Его кроватка стоит посреди открытого шкафа в моей спальне. Сейчас мы снимаем дом на Эльм-драйв. Каждое утро Дьюк просыпается и видит разноцветные юбки и рубашки, а наверху – дюжину шляп. Если поворачивается направо, видит дом братьев Менендезов, убивших своих родителей, если налево – меня в спальне. Думаю, при виде меня он получает простое сообщение: мама тебя любит. Каждое утро я его целую. Каждое утро мы улыбаемся друг другу. Просто, да? Как же. Дьюк умеет за считанные секунды превращаться из умилительного ангелочка в совершеннейшего дьявола.

– Даже не смей, Дьюк Рэдли Китон, – предупреждая очередную его пакость, я грожу ему пальцем и перекладываю на кровать. – Даже не смей.

Его это очень веселит, и он начинает заливаться от хохота.

Его проделки обычно включают следующее: отказ от перемены подгузника; истерические рыдания, если его больше не берут на ручки; истерические рыдания, если Декстер стащила у него вафлю, если он ударился головой, если не получается выковырять червяков из-под каменных дорожных плиток, если злобный тролль (то есть я) сажает его в детское сиденье в машине, если бессердечное чудище (опять-таки я) не обращает на него внимание, когда это совершенно необходимо, и так далее, и тому подобное.

А в промежутках между этими выходками мы абсолютно и совершенно счастливы.

С Декстер я счастлива по-другому: когда забираю ее из бассейна или когда натираю ей спинку маслом от загара. Однажды, когда мы были в закрытом бассейне в Санта-Кларите, она вдруг сказала, что я должна принимать таблетки “Липитор”. Я тут взглянула на телевизор на стене – там показывали даму лет за пятьдесят, которая каталась на серфе, а позади нее вырастали большие буквы “ЛИПИТОР”.

– Тебе они нужны, мам, ты станешь сильнее.

– Спасибо, Декс. Можно я тебя кое о чем спрошу? Когда мне будет восемьдесят, ты позволишь мне натирать тебя маслом от загара, и целовать тебя в щечки, и обнимать? Даже если у тебя будет красавец муж и парочка детишек? Позволишь ведь?

Повисла долгая пауза, в конце которой Декс наконец спросила:

– Мам, извини, а если ты умрешь, мне все твои деньги достанутся?

Я смотрела, как она ныряет вместе с дюжиной других ребятишек в купальниках и шапочках, похожих на стаю веселых сардинок. Они резвились в воде, на которую сквозь стеклянную крышу падали лучи утреннего солнца. Декстер плыла по пятой дорожке, и на ней прыгали солнечные зайчики. А уже через секунду она присоединилась к другим девчонкам. Все они были чьими-то любимыми дочерьми, плывущими по дорожкам своей судьбы, но я видела только одну из них – мою дочь. Мою Декстер.

Дайан, это мама. Я сейчас просматривала счета на своей чековой книжке и поняла, что опять напутала с предыдущим чеком. Я так больше не могу, это совершенно невыносимо. Я выписала чек то ли на двести миллионов, то ли на двести тысяч! Можешь узнать, что мне делать дальше, и перезвонить? Не знаю, почему я не могу удержать все это в голове. В любом случае, перезвони мне, как только сможешь. Я так больше не могу. Чувствую, что скоро выброшу эту чековую книжку к чертям собачьим. Ладно, Дайан, пока.

Недавно обнаружила пропахший мочой конверт с давно забытым счетом, направленным на имя Джека Холла, и пластиковый стакан, заполненный кошачьими экскрементами. Теперь такие абсурдные находки меня не удивляют. Куда делась Ирма, последняя из маминых помощниц? Энн Майер, или, как мы называем ее, “вторая дочка” мамы, сообщила, что Дороти не пускала Ирму в дом. Розовый ковер весь провонял. Не хочу, чтобы полуголый Дьюк играл на ковре, который весь покрыт кошачьими какашками. Я решила выманить маму из дома – сходить с ней к ее обожаемому Рэнди. Когда мы вернулись, дом сиял.

Мама проковыляла на кухню, то и дело приваливаясь к стенам.

– Где я? – вздохнув, она села на диван. – Я не понимаю, где я. Это ведь не мой дом. Или мой? Я помню, что я здесь когда-то была, но я же тут не живу, верно? И кот этот – тоже чужой, хоть и похож на моего. Неужели мы тут живем? Ничего не понимаю. Если ты сейчас уйдешь, я буду по тебе скучать, потому что тебя не будет рядом. Погоди-ка, кажется, я поняла. Мы в гостиной, да? Все равно как-то странно. Вот что я тебе скажу: я буду по тебе скучать. Хорошо бы мы с тобой жили вместе. Я боюсь оставаться одна, мне нужен хоть кто-нибудь рядом. А знаешь, почему я боюсь? Потому что не очень-то понимаю, кто я. Но я останусь тут, да? А что потом? Не очень представляю, как мне дальше жить. Но я буду стараться. Правда, чтобы все встало на свои места, понадобится немало времени. Верно?

И вот еще что: скажи, пожалуйста, а где мои дети? Где Дорри, Робин и Рэнди?

Я обедала вместе с Нэнси Мейерс. После съемок дебютного фильма “Ловушка для родителей” с Линдси Лохан в главной роли Нэнси стала одной из самых известных женщин-режиссеров в индустрии. Вторым ее фильмом стал “Чего хотят женщины” – блокбастер с бюджетом в 374 миллиона долларов и Мелом Гибсоном в главной роли.

Я же зарабатывала больше денег, покупая и продавая недвижимость, чем снимаясь в кино. У меня подряд вышло несколько провальных лент – “Долина Теннесси”, “Другая сестра”, “Отбой” (тут я выступила и в роли режиссера) и “Город и пригород”. Все они провалились в прокате и не понравились критикам. Меня можно было списывать со счетов и как актрису, и как режиссера.