Юрий Жуков - Люди сороковых годов

Видя, что в лоб врага взять трудно, гвардии майор повел нас в обход. Тут он приказал водителю отъехать несколько влево и стать у шоссе под деревом. Когда мы остановились, он сказал мне, чтобы я вел огонь, а сам взял карту, спрыгнул с танка и сзади машины развернул на земле карту, лег и стал лихорадочно искать место, где можно было бы провести свои танки глубже во фланг или тыл противника, чтобы деморализовать его и обеспечить продвижение наших частей. Я стрелял при открытом люке.

И вот когда я, стоя в люке, выбирал себе новый сектор обстрела, а майор изучал карту, разорвался немецкий снаряд. Мне один осколок разрезал с левой стороны шею, второй глубоко вошел в плечо. В это время я услышал стон Бочковского, крикнул ребятам и быстро выскочил из машины. Я увидел, что чайор лежал на левом боку, а у паха все разорвано и пропитано кровью. С помощью самого майора я освободил это место от гимнастерки и брюк и наспех перевязал его индивидуальным пакетом. Рана была большая: разорвана часть паха вверх и вниз. Кишки не вышли благодаря уцелевшей пленке брюшины.

Когда Володя Зенкин, как вы пишите, нашел и привел на помощь другой наш танк, мы с экипажем подняли Бочковского на броню. Я сел, положил его голову на колени и сказал водителю, чтобы он быстрее вез нас за село, на перевязочный пункт. Кто еще с нами был, не помню. Когда подъезжали к населенному пункту, встретили командира бригады полковника Темника, который вскочил на танк, со слезами на глазах поцеловал Владимира Александровича и приказал нам быстрее ехать. Майор, плача, сказал Темнику: "Как нехорошо получилось. Думал, первым войду в Берлин... Не хочу в госпиталь..."

На перевязочном пункте майора и меня перевязали. Бочковского вскоре увезли самолетом, потом и меня отправили в армейский госпиталь.

В госпитале я пробыл пять суток. И так как засевший осколок меня не сильно беспокоился добился, чтобы долечивать меня отправили в свою часть. Хотя с боем, но удалось этого добиться. А когда вернулся к своим, то узнал, что наш гвардии майор лежит в Ландсберге в госпитале высшего комсостава и Героев Советского Союза.

Полковник Темник распорядился, чтобы Бочковскому отвезли радиоприемник. Этот приемник поручили отвезти мне и, кажется, какому-то шоферу. Когда мы занесли приемник в палату, то увидели, что майор находится в тяжелом состоянии. Но он, превозмогая недуг, попросил рассказать о делах бригады, родного батальона. Просьба была исполнена. Но врачи запретили нам долго находиться у него. И мы простились.

С тех пор я о нем ничего не слышал.

Я имею ордена Отечественной войны 1-й и 2-й степени, медаль "За отвагу" и медаль "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.". Кроме того, перед форсированием Одера утром 16 апреля гвардии майор Бочковский прочел нам Указ о награждении трех или четырех танкистов, в том числе и меня, орденом Боевого Красного Знамени. Но я уже в Берлине 29 апреля примерно в шесть часов вечера был тяжело ранен, попал опять в госпиталь, и так тот мой орден где-то затерялся, я его не получил.

Сейчас я работаю директором восьмилетней школы.

Прошу меня извинить за то, что я отрываю у вас время своим длинным письмом.

С приветом

Троеглазов Герасим Иванович.

Мой адрес: Восточно-Казахстанская обл., г. Усть-Каменогорск, 17, ул. Пржевальского, дом 5-а, кв. 14".

Потом пришло письмо от бывшего летчика Дмитрия Захаровича Колышкина, которому была поручена трудная задача - вывезти с поля боя в госпиталь тяжело раненного Владимира Бочковского. Именно ему Володя был в огромной степени обязан тем, что врачам удалось cпасти его жизнь. Вот что рассказал в своем письме этот мужественный человек: "Беспристрастный правдивый рассказ о Герое Советского Союза танкисте Владимире Бочковском, который я прочел в "Огоньке", вызвал у меня, читателя, волну воспоминаний двадцатилетней давности. Мне живо вспомнились те годы и особенно самые трудные и самые волнующие для нашего последнего наступления от реки Одер на Берлин.

Участником этой великой битвы был и я. Но напоминаю я об этом не потому, что совершил какой-то подвиг, а потому, что мне хочется добавить от себя кое-что о храбреце танкисте В. А. Бочковском, с которым меня свел трагический случай 16 апреля 1945 года на Зееловских высотах.

Надо вам сказать, что о необыкновенной дерзкой отваге комбата Бочковского из 1-й гвардейской танковой армии и за ее пределами ходили легенды. Из уст в уста передавали солдаты с превеликими подробностями, будто сами были очевидцами, - историю о том, как Бочковский и его товарищи ворвались во Франкфурт-на-Одере, а там якобы в это время находился сам Гитлер.

Хотя мы и знали, что это была солдатская фантазия, но от души радовались и смеялись, когда рассказчики изображали в лицах, как Гитлеру, который будто бы держал в тот момент речь на плацу, сообщили, что русские танки в городе, а он вдруг с перепуга воскликнул: "Солдаты, дранг нах вестен", вместо того чтобы сказать "дранг нах остен".

Авторы этой легенды утверждали, что солдаты в точности выполнили этот приказ фюрера и дернули на запад до Берлина, после чего их с трудом вернули.

Тут правда смешалась с вымыслом - верно то, что танки Бочковского вышли на подступы к Франкфурту-на-Одере, но неверно, что там в это время выступал с речью Гитлер. Но такие солдатские легенды, пересыпанные юмором, поднимали дух в войсках, и их любили повторять.

Но это я рассказываю, между прочим, просто, чтобы показать вамт как был популярен тогда комбат Бочковский. А теперь я расскажу о том, как мне довелось встретиться с ним, - это была одна-единственная встреча, и притом происходила она в самой неблагоприятной обстановке, хуже и не придумаешь...

Вот как это было. С утра 16 апреля грохот канонады сотрясал землю, гул сотен самолетов, соединяясь с канонадой, бил в лицо звуковыми волнами. Яркое весеннее солнце затянулось густым дымом, поднимавшимся с поля боя, до которого было недалеко. Мы с командиром звена разбирали только что произведенный вылет. Вдруг раздался тревожный продолжительно-прерывистый звук зуммера.

Звонили из штаба армии Катукова. Слышится взволнованный голос начсанарма: "Немедленно получите обстановку на вылет, тяжело ранен Герой Советского Союза комбат Бочковский, эвакуация в Ландсберг".

Выполнять это задание поручено мне. Пытаюсь выяснить обстановку, но сделать это трудно. Ясно одно: Бочковский на плацдарме за Одером южнее Кюстрина истекает кровью. Плацдарм насквозь простреливается немецкой артиллерией и подвергается бомбежке с воздуха. О нормальной посадочной площадке мечтать не приходится.

На видавшей виды двухкилометровке наношу вероятную линию фронта и карандашом ставлю точку - это место предполагаемой посадки. Маршрут проложен, подход к плацдарму и рельефные ориентиры знаю хорошо, ошибки в расчете не должно быть. Последние напутственные советы, и мой самолет в воздухе...