Никита Михалков - Мои дневники

День был, прямо сказать, насыщенный. Началось с того, что дали погоду – можно лететь. Прибыли на аэродром. Там летчики очищают полосы от прибывших давно и здесь застрявших самолетов. Ведь два дня шел дождь, потом снег, а теперь все это заморозило.

Колеса самолета проваливаются чуть ли не по оси в снег, под которым вода. Летчики торопятся. Солнечно – подтает дорожка, и опять сиди. Мы вчетвером начали им помогать отогревать печками и чехлами фюзеляж, лопасти и винты.

Тут на посадку зашел «Ли-2» из города. Все летчики, сколько их было, вышли к полосе смотреть. Это был первый рейс после того, как полоса была закрыта.

Довольно страшно было на это смотреть. Шасси самолета коснулись земли и сразу провалились в снежную жижу, но самолет продрался… И тут же его оторвало от земли и понесло в сторону с полосы, но летчик удержался на ней, и все обошлось.

Я стоял рядом с нашими пилотами и глядел на них. Все были мрачнее тучи. Второй пилот тихо сказал командиру:

– Видали? Мы так же заруливать будем?

Командир тонко улыбнулся в ответ.

После такого диалога, честно говоря, настроения у меня не прибавилось. Готовили машину долго, наконец пассажиры полезли в самолет.

Завелись и вырулили на полосу. Пока рулили, то и дело проваливались в снег, чуть не задевая крыльями полосу. Страшно было, наконец рванулись и помчались. Хвост таскался юзом из стороны в сторону. Самолет проваливался то одной, то другой стороной – так, что крылья махали. Я перекрестился, и тут мы взлетели. Пронесло.

Летим и летим, все вроде нормально. Прошло часа два. Я пошел к летчикам в кабину. Как раз начали снижаться. Молоко кругом сплошное…

По приборам видно, как теряем высоту. Уже всего 800 метров. Второй пилот посмотрел на меня и, видимо, увидев, что я не спокоен, улыбнулся.

– Сейчас вынырнем, – сказал он, – после шестисот.

Шасси самолета коснулись земли и сразу провалились в снежную жижу, но самолет продрался…

700 метров, 600, 500, 400, 300, а все молоко и молоко, не видно земли. Летчики зримо вспотели. Переговариваются по ларингам, а я ничего не слышу из-за грохота моторов.

Уже 200, 150, 100 метров! Нет земли, сплошная облачность и снег! Слышу, второй кричит командиру:

– Уходим, тут сопки под 150 метров, опасно!

И, задрав нос, наш «Ли-2» ушел на Палану…

Посадку просидел я с летчиками. Волнующее и странное это было зрелище.

Столица Корякии. Володя ушел к своей Фа, как он называет свою жену Фаину.

Разместились в гостинице. Пришел второй секретарь райкома партии Толстых Юрий Владимирович. Здоровый, белозубый сибиряк с обаятельной улыбкой. Разговорились, выпили спирту. Он после бани и где-то уж маленько «врезал». И теперь его «прихватило». Но мужик приятный. Стал зазывать нас в гости.

Жена его, как потом узнали мы, – тиран. Еврейка, держит своего русака в ежовых рукавицах. Но теперь она в командировке, и он «гуляет», спешит нагуляться.

Мы пошли в кино, пообещав ему, что позже зайдем обязательно. Смотрели чудовищную гадость Валерия Чахшу. И фильм мерзкий, и когда я его смотрел – ясно вспомнил лицо и повадку этого чванливого молдаванина.

Потом зашли к Толстых. И опять был «полный сыр». Опять Кафка.

У секретаря накрыт стол, помидорчики, огурчики, оленина и так далее. Кубанская. Выпили бутылку, вторую. Причем все это без Володи, а то бы… я просто не знаю, что могло произойти!

Второй секретарь наш в какое-то мгновение отключился вовсе. Повело его. На попытку уложить его спать ответил ударом Жене «по шарам». Я заволок его в спальню, и два часа мы с ним боролись. Но как! Он же – сибирский мужик, и вот началось! Пока Зорий убирал со стола, мы скатились с ним вместе с кровати. Я придавил его в углу и так вынужден был держать минут тридцать. Хороша сцена в квартире второго секретаря райкома.

Короче, спать мы уложили его уже в обмороке. Ох, кошмар!

И пошли мы с Зорием… на танцы. (Женя ушел спать.)

Это фантастика! В соседнем с кинозалом помещении какой-то коряк в смокинге и с наивным умилительным лицом из театра кукол обучал группу бальным танцам. А жена его, огромная русская баба в очках со стеклами +9, сидела в шубе рядом и следила за ним. Он ее называет не иначе как Валентина Константиновна и боится как огня.

С Балаяном в музее Паланы

А потом начались просто танцы. Там мы встретили секретаря райкома комсомола. Коряк – Миша. Вернее, эвен. Хитрый, остроумный и толковый парень. Похож на казаха.

…Потом пошли спать.

Опять нет погоды, и в Тигиль мы попасть никак не можем. Сидим.

Спали долго. Потом долго смеялись, вспоминая вчерашнюю историю. Толстых не позвонил, и дома никто у него не ответил. Может, уехал куда, но странно, что к нам не зашел.

Отправились в местный музей… А там мило очень и приятно. Маленький, уютный музейчик.

Ждем погоды. Тигиль пока закрыт. Пойдем, видимо, в кино на «Черный тюльпан». После ужина зашли в только что открытый в Палане тир. Ну, естественно, убийственное количество мальчишек и вообще «мелочи пузатой», и очень много девочек-корячек стреляет в этом тире.

«Черный тюльпан» – фильм Кристиана-Жака. Совершеннейшее порождение французского искусства. Холодно, расчетливо, технично, но совершенно бесстрастно. Техника актеров ювелирная, но все это напоминает фарфоровый паровоз, который и пыхтит почти по-настоящему, и гудит, и пар пускает, но все на месте. А самому ему кажется, что летит на всех парах вперед и вообще очень он важная машина.

Кончаю свою первую дневниковую тетрадь.

Петропавловск-на-Камчатке

Елизово

Начики

Мильково

Атласово

Эссо

Анавгай

Козыревск

Усть-Камчатск

Остров Беринга

Ключи

Усть-Камчатск

Елизово

Усть-Большерецк

Елизово

Соболево

Палана

Тигиль

Начал новую тетрадь. Просто по поговорке: «С понедельника – новая жизнь». Сегодня понедельник, и я начинаю новую тетрадь.

…Сделал большую гимнастику. До пота, до усталости. Ждали открытия Тигиля – и наконец он открылся. Можно лететь. Собрались быстро и делово. Читал вечером Андрея Битова, хороший писатель. Несколько все же лабораторный.

Володя два дня провел дома с семьей и утром пришел несколько бледноватый. Общение с «половиной».

Поехали на аэродром. Все те же люди, которые с нами летают вот уже несколько дней, почти полторы-две недели. Вообще, это для Антониони. Несколько человек, скажем 9–10, летят на самолете куда-то. Они не знакомы и летят каждый по своим делам, но долететь до пункта назначения никак не могут. Вот погода не пустила, и пришлось сесть раньше и несколько дней жить вместе. Опять полетели, и опять мимо, на этот раз пришлось сесть дальше. И снова несколько дней вместе сидят, 9 человек и 5 летчиков. И между ними происходят – любовь, измены, страсти и так далее!.. Но главное – то, что это все происходит не в Италии, солнечной и белой, а в СССР, с обшарпанными сортирами и умывальниками с сосками.