Питер Гай - Фрейд

Судьбоносный термин «психоанализ» Зигмунд Фрейд впервые использовал в 1896 году, сначала на французском языке, а затем и на немецком. Однако он уже некоторое время двигался в направлении психоанализа, ведь знаменитая кушетка, подарок благодарной пациентки, стояла в кабинете Фрейда с сентября 1891-го, когда семья переехала в квартиру на Берггассе, 19 [60]. Как мы видели, под влиянием Брейера Фрейд сначала перешел от гипноза к «лечению» катарсисом и постепенно адаптировал методы старшего друга, пока к середине 90-х годов не занялся психоанализом. Некоторые самые необычные идеи Фрейда уходят корнями в исследования и клинические наблюдения начала 90-х годов. Он разрабатывал их сначала неспешно, а с 1897-го, основываясь на результатах самоанализа, в постепенно убыстрявшемся темпе. Такие мысли встречаются в нескольких опубликованных статьях, а также в письмах к Флиссу. На протяжении более 30 лет Фрейд будет работать со своей картой психики, совершенствовать технику психоанализа, перерабатывать теории внутренних импульсов и женской сексуальности, вторгаться в такие области, как история искусства, качественная антропология, психология религии и критика культуры. Однако к моменту выхода в свет книги «Толкование сновидений» – в конце 1899 года – принципы психоанализа были уже сформулированы. «Три очерка по теории сексуальности», опубликованные в 1905-м, стали вторым основополагающим трудом, развивающим эти принципы, но первой была именно книга о сновидениях, которую Фрейд считал ключом к своей работе. «Толкование сновидений, – решительно заявлял он, – это королевская дорога к знаниям бессознательной активности ума».

Книга Фрейда «Толкование сновидений» рассказывает не только о снах. Это автобиография, одновременно откровенная и осторожная, дразнящая не только тем, что открывает, но и тем, о чем умалчивает. Даже первое издание, более краткое, чем последующие, содержит обзор фундаментальных идей психоанализа – эдипов комплекс, механизм подавления, борьба между желанием и защитой, а также богатый материал, почерпнутый из историй болезни. Кроме того, книга дает яркие зарисовки медицинского сообщества Вены с характерным соперничеством и погоней за статусом и зараженной антисемитизмом атмосферы австрийского общества после нескольких десятилетий либерализма. Открывается работа обширным обзором литературы о сновидениях, а в седьмой главе – очень сложной – излагается всеобъемлющая теория психических процессов. Другими словами, жанр главного труда Фрейда точно определить невозможно.

Аргументация книги – это образец ясности, хотя сам автор, внимательно следивший за литературным стилем, высказывал сомнения относительно своей манеры изложения. В предисловии ко второму изданию «Толкования сновидений» Фрейд признает, что это трудная для прочтения книга. В процессе работы его мнение менялось. «Я глубоко увлечен книгой о снах и пишу ее без труда», – сообщил он Флиссу в начале февраля 1898 года, а по прошествии нескольких недель написал, что работа о снах, из которой готовы уже несколько глав, кажется ему многообещающей, однако в мае называл главу, которую в то время читал Флисс, стилистически все еще довольно грубой – «…в некоторых местах плохо», то есть безжизненно изложенной.

По мере приближения публикации «Толкования сновидений» сомнения Фрейда не исчезали. Работа доставляла ему «огромные мучения», и он боялся, что в книге это проявится, даже несмотря на то, что сам материал снов неоспорим. «Что мне не нравится, – заметил он в сентябре 1899 года, когда вычитывал гранки, – так это стиль, который совершенно не способен найти благородное, простое выражение и скатывается до игривой и образной многоречивости». Свое разочарование Фрейд выразил в шутке, позаимствованной из немецкого сатирического еженедельника Simplicissimus, который он регулярно и с удовольствием читал: «Разговор двух военных. «Ну, приятель, ты теперь помолвлен. Должно быть, невеста очаровательна, красива, умна и грациозна?» – «Дело вкуса. Лично мне не нравится». Именно в такой ситуации я теперь пребываю». Преследуемый своим «сильным чувством формы», своим «отношением к красоте как форме совершенства», он опасался: «…сложные предложения моей книги о снах, неуклюжие и туманные, серьезно оскорбляют внутренний идеал», и сетовал на несовершенство материала.

Он на самом деле очень волновался. Загадочный эпиграф из седьмой книги «Энеиды» Вергилия, который Фрейд выбрал после того, как позволил Флиссу наложить вето на «сентиментальные» строки Гёте, тонко намекает, что он нервничал и был готов рассердиться. Собственная интерпретация им фразы Flectere si nequeo Superos, Acheronta movebo [61]была достаточно прямолинейной: строка кратко формулирует его основной тезис, что желания, отвергаемые «высшими властями психики», находят убежище «в подземном мире сознания (подсознании)», чтобы добиться своей цели [62]. Однако резкий тон этих слов, сказанных разгневанной Юноной после того, как другие боги Олимпа отказались удовлетворить ее желание, намекает на нечто большее. Этот тон как нельзя лучше соответствует настроению Фрейда. В сентябре 1899 года, читая гранки, он предсказывал Флиссу яростный протест, настоящую грозу по поводу «чепухи и глупости», которые сам же и написал: «Тогда мне действительно достанется от них!» Книга о сновидениях оставила высшие силы Вены – медицинские и административные – равнодушными. Лишенные воображения ученые и клиницисты, которые называли идеи Фрейда волшебными сказками, и ограниченные бюрократы, отказывавшие ему в профессорском звании, не могли быть обращены в его веру. Но это не имело значения: он все равно поднял против них силы ада.

Недовольство Фрейда своей манерой изложения было таким же неоправданным, как и ожидание грозы. Он – как это часто случалось – снова оказался не самым справедливым судьей своей работы. Не подлежит сомнению, что архитектура книги явно растянутая, а структура довольно рыхлая из-за обилия материала, добавлявшегося в каждом новом издании. В первых четырех главах Фрейд довольно быстро излагает свою теорию сновидений, отвлекаясь только на примеры и их толкование, но затем темп замедляется. Автор уже позволяет себе роскошь многословия, подробно излагая разновидности сновидений и прослеживая их путь от непосредственного появления до отдаленных причин. Шестая глава, посвященная «работе сновидения», в последующих изданиях была дополнена и по объему стала почти такой же, как первые пять глав. Заключительная, седьмая глава – знаменитая «философская» – получилась строгой, в высшей степени специальной. И при всем этом цельность изложения и элегантность доказательств остаются непревзойденными.