Питер Гай - Фрейд

Самую длинную главу книги Фрейд посвятил этим инструкциям и инструментам. Он рассматривает сновидение одновременно как палеографа, переводчика и дешифровщика. «Мысли и содержание сновидений предстают перед нами как два изображения одного и того же содержания на двух разных языках, или, лучше сказать, содержание сновидения представляется нам переносом мыслей сновидения в другой способ выражения, знаки и законы соединения которого мы сможем понять, сравнив оригинал с переводом». В другой метафоре Фрейд сравнивает сновидение с ребусом, с на первый взгляд бессмысленной картинкой-головоломкой, которую мы сможем расшифровать только в том случае, если перестанем удивляться ее абсурдности и попытаемся заменить каждый образ слогом или словом.

Главные инструменты в наборе, который использует «работа сновидения», – это сгущение, смещение и, как называет это Фрейд, «учет изобразительных возможностей» [66]. Они не уникальны для сновидений, и их можно обнаружить в формировании симптомов неврозов, оговорок и шуток. Однако именно в сновидениях Фрейд впервые обнаружил и описал их работу. Он выявил и четвертый механизм, «вторичную переработку», то есть приведение в порядок запутанного содержания сна после того, как человек проснулся, но не был уверен, нужно ли считать этот механизм инструментом «работы сна».

Существует еще один способ, которым сновидения передают свой внутренний смысл. Речь идет о символах. Фрейд приписывал им незначительную роль. В первых изданиях «Толкования сновидений» он лишь вскользь упоминает о символах, но впоследствии добавляет о них довольно большой раздел, в основном по настоянию Вильгельма Штекеля и других своих первых учеников. Однако Фрейда всегда беспокоило чисто механическое толкование символов. «Я хотел бы настоятельно предостеречь от того, чтобы переоценивать значение символов для толкования сновидений», – писал он в 1909 году, и не советовал ограничивать работу перевода сновидения переводом символов, отказавшись от техники использования «мыслей сновидца». Годом позже он категорически утверждал, обращаясь к своему швейцарскому другу пастору Оскару Пфистеру, тоже психоаналитику: «Вы получите мое полное согласие, если будете с подозрением относиться к каждому новому настоятельному требованию символа – Symbolzumutung, – пока снова не наткнетесь на него в результате опыта». В конце концов, «лучшее из применений ψA [67]– изучение элементов словаря языка подсознания».

В нумерации инструментов, используемых «работой сна», содержится определенная доля иронии. Именно толкование символов на протяжении многих столетий было основой сонников, а в 20-х годах ХХ века стало любимой салонной игрой непрофессиональных психоаналитиков. Таким образом, та техника толкования сновидений, которую Зигмунд Фрейд считал наиболее спорной, после распространения знаний о психоанализе показалась людям самой интригующей. Как мы вскоре убедимся, это не единственный случай популярности Фрейда, без которой, как он сам считал, можно было бы обойтись.

Первый из действительно важных инструментов «работы сна», сгущение, говорит сам за себя. Мысли, наполняющие сознание спящего, бесконечно богаче, чем явное содержание, которое сжато, скудно, лаконично по сравнению с сокровищницей мыслей. Немногочисленные ассоциации, возникающие у сновидца, могут быть новыми, однако большинство их вызвано самим сновидением. Каждый элемент явного содержания сна оказывается предопределенным; он несколько раз отражается в скрытых мыслях сновидения. Персонаж сна – собирательная фигура: ярким примером этого служит Ирма, которая позаимствовала черты и особенности нескольких женщин. Комические фразы или свежие неологизмы, часто встречающиеся в снах, также являются примерами того, как сгущение концентрирует идеи с какой-то фанатичной экономией. Так, сон о ботанической монографии – единственная сцена, самое короткое визуальное впечатление – в сжатом виде содержит разнообразный материал из разных периодов жизни Фрейда. Слово «автодидаскер», которое ему приснилось, является сгущением слов «автор», «автодидакт» и «Ласкер», фамилии либерального немецкого политика еврейского происхождения, с которым Фрейд ассоциировал немецкого социалиста, тоже еврея, Фердинанда Лассаля. Эти фамилии сложными окольными путями вывели его на минное поле эротической озабоченности, которая и составляла истинное содержание сна. И Ласкер, и Лассаль погибли из-за женщин: первый умирал от сифилиса, а второй был убит на дуэли. Фрейд выявил еще одно имя, спрятанное в слове «автодидаскер», – это анаграмма фамилии Ласкер и имени его брата Александра, которого в семье называли Алексом. Желание, содержавшееся в сновидении, заключалось в том, чтобы Алекс удачно женился. Изобретательность сгущения просто удивительна.

Если сгущение не предполагает цензора, то работа смещения служит самым ярким его примером. Сначала цензор ослабляет силу страстей, которые стремятся проявить себя, а затем преобразует их. Так он позволяет этим страстям, которые открыто проявляются в завуалированном виде, справиться с сопротивлением, мобилизуемым цензором. В результате истинные желания, лежащие в основе сновидения, могут не появиться совсем. Именно потому сновидцы, желающие понять свой сон, должны ассоциировать как можно свободнее, а аналитик применить весь свой талант толкования к материалу, который ему сообщают.

Итак, сновидение представляет собой картинку-загадку с собственной безумной логикой. Значит, толкователю сна необходимо принимать во внимание не только сгущение и смещение. Важную роль в сновидении играет также учет изобразительных возможностей. Категории, которые во время бодрствования считаются само собой разумеющимися, не действуют во сне; там нет случайности, противоречия или идентичности. Сон отражает мысли в виде картин, абстрактные идеи в виде конкретных образов: несдержанность человека может передаваться потоками воды, льющейся из переполненной ванны. Последовательность элементов сна, сменяющих друг друга, предполагает логические отношения причины и следствия, а частота появления элемента сна графически подчеркивает его важность. Поскольку у сновидения нет прямого способа выразить отрицание, оно делает это изображением противоположностей – людей, событий и чувств. Сны – мастера каламбуров и обманщики: они шутят или имитируют мыслительную деятельность.

Таким образом, вполне оправданно большое внимание, которое Фрейд уделил стратегиям, доступным «работе сновидения». Многие сны содержат речь, и это почти наверняка цитаты, воспроизводящие слова, где-либо слышанные спящим. Однако «работа сновидения» приводит эти реальные высказывания не для того, чтобы прояснить значение сна, а для того, чтобы подкрепить свои хитрые попытки протащить мимо цензора далекие от невинности материалы. Опять-таки, сны зачастую перегружены аффектами, которые, как предупреждал Фрейд, толкователь не должен понимать буквально, поскольку «работа сна» скорее всего ослабила либо усилила их воздействие, скрыла их реальные цели или, как мы уже могли видеть, превратила в противоположности. Один из самых известных примеров Фрейда, его сон Non vixit, иллюстрирует работу сна как словами, так и чувствами. Неудивительно, что основатель психоанализа назвал это сновидение красивым. Оно заполнено его друзьями, причем некоторые к тому времени уже умерли. Во сне один из них, Йозеф Панет, не понимает слова Флисса, и Фрейд объясняет, что это потому, что Панета нет в живых: Non vixit. Во сне Фрейд распознает свою ошибку в латинской фразе – «Он не жил» вместо «Его нет в живых» ( Non vivit). После этого Панет исчезает под взглядом Фрейда, просто тает, как Флейшль-Марксоу. Каждый из них всего лишь ревенант – видение, которое можно уничтожить одним только желанием, если спящему эти мысли покажутся неприятными.