Юрий Сушко - Высоцкий. На краю

— А вот в сцене на вилле…

Володарский кивал, послушно записывал за соавтором, что-то додумывал и ему уже самому не хотелось бросать начатое. Профессиональным нюхом чувствовал: идет, идет, идет! Только бы не спугнуть удачу — знал, что так бывает — значит, надо гнать, пока пишется.

Ушли гости, улеглась спать жена Володарского Фарида, Марина заканчивала греметь посудой на кухне. А они работали, как проклятые. А ведь получалось же, ей-богу!

— Героев четверо: русский, француз, поляк и грузин. Имена? Записывай, Эдик: Владимир, Жерар, Даниэль и Вахтанг. Ты понял, кто будет играть? Я, Депардье, Ольбрыхский и Буба Кикабидзе. С ребятами договорюсь, это я беру на себя. Ну, давай дальше пошли! Название будет таким — «Праздники (нет, каникулы!) после войны». Или «Венские каникулы»… Да ладно, потом придумаем, подумаешь, дело какое! Поехали…

Первый рабочий день закончился вместе с сигаретами и кофе в пять утра. Уезжая на утреннюю репетицию, Высоцкий разбудил соавтора, накормил свежайшей отбивной, напоил кофе и пообещал заехать днем.

Вернувшись домой, он сразу ворвался в кабинет:

— Я еще две сценки придумал. Сейчас прочту.

Володарский читал дневные черновики. Все обсуждалось до мелочей. Спорили и ругались. Потом Высоцкий опять уезжал, уже на вечерний спектакль. Когда вернулся, часов в одиннадцать, Марина принимала новую партию гостей, а Володарский сидел за машинкой. Высоцкий тут же присоединился, и творческая гонка продолжалась. Целых пять невероятных суток. Шестого января 87 страниц машинописного текста аккуратной стопочкой лежали на письменном столе.

Десятого января Владимир с Мариной улетели в Париж. Копии сценария увезли с собой для перевода на французский и английский.

Конечно, поездка в США «потаенными тропами» — из Парижа в Западный Берлин, и только оттуда в Нью-Йорк, — была чистой авантюрой, попыткой лихой игры ва-банк.

Когда Высоцкий объявился в Штатах, тотчас всполошился Комитет госбезопасности, вспоминал Виктор Шульман. Градус недоверия к Советам в Америке особенно повысился после недавнего вторжения в Афганистан. Культурный обмен был фактически свернут. В КГБ решили, что Высоцкий замыслил побег. Как раз перед этим невозвращенцами стали Козлов, Годунов…

Воображение Шульмана рисовало картинки, одна кошмарнее другой: Высоцкого берут под белы рученьки, сажают в самолет, отправляют домой, и все деньги, вбуханные в аренду концертных залов, — коту под хвост. А это были первые и последние деньги начинающего импрессарио. Но это в Штатах он был начинающим, а в Союзе все-таки успел пройти такую школу, какая даже прославленному Солу Юроку не снилась. Наспех была придумана легенда, будто бы Высоцкий находится в Совединенных Штатах по приглашению славянских факультетов нью-йоркских университетов и отделов русского языка хайскул для выступлений перед студентами. Представителям «Аэрофлота» даже был представлен руководитель славянской кафедры Куинс-колледжа, профессор Тодд, который отлично знал русский язык, был другом Евтушенко и обладал массой других достоинств. Шульман с ним все отрепетировал, и профессор точно выдал нужный им текст. Специально были собраны студентов. Это был полный спектакль. Дальше были новые претензии, уже к американской стороне: вы Высоцкого пригласили, но при чем здесь Шульман? Но мы же слависты, ученые, ответили американцы, наняли фирму, которая займется всей организацией. В общем, это всех успокоило, и они позволили Володе спокойно выступать и в Бруклине, и в Куинс-колледже. Затем последовали Бостон, Нью-Джерси, Филадельфия. Концерты строились по обычной схеме: песни, рассказы о театре. С одним лишь нюансом. Перед каждой песней Барри Рубин давал небольшую аннотацию песен, используя слэнг, жаргон, сложные идиомы.

Позже Шульман выдал финансовый итог гастрольной поездки — более тридцати тысяч долларов. Плюс статьи в газетах.

Организацией знакомства Высоцкого с Голливудом, а Голливуда с Высоцким занимался Бабек Серуш. Известный чешский кинорежиссер Милош Форман, проживавший в Штатах, условился с продюсером Майком Медовым о проведении коктейль-парти.

Сначала все было традиционно, тихо и степенно. Пили, закусывали, о чем-то говорили между собой, и в сторону Владимира никто даже не смотрел. Он пришел на вечеринку в роли мужа французской актрисы Марины Влади — и все. Но Форман предложил: «Ну, Володя, заспевай». — «Как я могу здесь петь, они же не поймут?» Милош настаивал: «Ну, пожалуйста, Володя. Хотя бы пару песен».

Высоцкий начал петь. Первыми на его пение среагировали Бэлла Давидович и Натали Вуд (немного знающие русский язык). Постепенно певца начали окружать актеры. И, прежде всего, женщины. Лайза Минелли и вовсе пристроилась чуть ли не у ног заморского гостя. Вуд и Давидович на ушко переводили голливудским звездам тексты. «От твоего голоса их бросает в дрожь. Женщины прижимаются к своим спутникам, мужчины курят, — напишет затем в своей книге Марина Влади. — Исчезает небрежность манер… масок не осталось. Вместо светских полуулыбок — лица. Некоторые даже и не пытаются скрывать свой интерес, и, закрыв глаза, отдались во власть твоего крика. Ты исполняешь последнюю песню, и воцаряется долгая тишина. Все недоверчиво смотрят друг на друга. Все они в плену у этого человека в голубом. Лайза Минелли и Роберт де Ниро задают тон, выкрикнув:

— Потрясающе! Невероятно!..»

Марина не скрывала ревности: «Минелли, с ее огромными, во все лицо глазами и накладными ресницами, бросает на тебя плотоядный взгляд…».

Одновременно она испытывала гордость за мужа. На следующий день в выпусках новостей прошла информация, что в Голливуд приехали Марина Влади с мужем, а уехали Владимир Высоцкий с женой.

Естественно, Владимира очень интересовало, как устроились, чем занимаются в Америке вчерашние москвичи. Отыскал скульптора Эрнста Неизвестного. Эрик, как всегда, фонтанировал грандиозными идеями, рассказывал, что готовит оформление балетного спектакля по Достоевскому с Рудольфом Нуриевым в главной роли.

— А какой роман? — поинтересовался Владимир.

— «Преступление и наказание».

— Не может быть! — восхитился Высоцкий. — А ему Свидригайлов не нужен? А то ведь я на Таганке его готовлю. Скоро премьера.

Посмеялись.

«Это была наша последняя встреча, — рассказывал Неизвестный. — Высоцкий в то время не пил, был «зашит». Когда он пришел ко мне в мастерскую, у меня были мои студенты, один из которых покуривал марихуану. В этом не было ничего особенного, в те времена в Америке марихуану курили на каждом углу. Володя отказался от предложения выпить, и сделал пару затяжек марихуаны. Внезапно он впал в форменное безумие — лез драться, срывал с себя одежду. Мы его еле удерживали, потом посадили под душ. Я просто не знал, что делать. Потом кто-то вызвал знакомого врача, тот Володю увез…»