Сергей Николаевич - Майя и другие

Я слышал мнение, что профессиональное занятие танцем уродует фигуру женщины. Сами вы уроды. Профессиональное занятие танцем доводит ее до совершенства. Как вы полагаете, господа, что в этой самой фигуре женщины самое главное – если так вообще можно ставить вопрос? Ноги? Задница? Талия? Грудь? Вы ошибаетесь, господа, поверьте мне. Вышеперечисленные детали, конечно, имеют значение, но красота женщины спрятана в ее шее – насколько она длинна, как посажена на ней голова. В этом залог осанки, а в осанке читается отношение к миру. Так что женщина с божественными формами, ангельским лицом, но с короткой шеей – досадное недоразумение, не более того. И ее никогда не возьмут в танцовщицы. Балерина может отдыхать, согнувшись в три погибели и развернув ступни под сто двадцать градусов в немыслимую позицию, – и она все равно божественна.

Сувенировцы пахали как звери. Мы все тогда пахали как звери, но нам все-таки было легче. Представьте себе: после двух концертов мы все вместе собирались в гостиничном номере, варили супчик из пакетных концентратов (это называлось “суп-письмо”, буфет в гостинице закрывался как раз к нашему возвращению), пили водку, травили байки из рок-н-ролльной и танцевальной жизни и хохотали как безумные. Часа в четыре утра мы расползались по номерам, совершенно счастливые, и вот тут “Машина времени” могла себе позволить забыться сном. А бойцов “Сувенира” Тамара Сергеевна Голованова в восемь утра строила на балетный класс – чтобы служба медом не казалась. Знаете, что такое балетный класс? А дальше – опять два концерта и опять посиделки до утра – гастроли в среднем городе тогда длились неделю-полторы. В Питере – три.

И ребята и девчонки из “Сувенира” очень любили свою работу – как бы ни ругали ее. И они потрясающе работали – абы кого в команде не держали.

Многие из них уже умерли. Многие – давно.

Песенка “Заполнен зал, в котором было пусто…” – это про них.

А с Майей Михайловной Плисецкой я и знаком-то не был и ни разу не встречался – откуда?

день первый

у меня мало времени.

сегодня 29 октября 2014 года.

сегодня десять лет, как тебя не стало.

и здесь сразу: кто кому вправе говорить о времени?!

и здесь и сразу: отвечаю – я. я. я. я. я. я. я. я. я. я. я. я.

потому что погибать проще, чем оставаться.

уезжать проще, чем оставаться.

бросать проще, чем оставаться.

умирать проще. проще. проще. проще. проще.

СЛОЖНЕЕ ЖИТЬ.

твой отец ослеп. мама красива в своем безумии.

десять лет без тебя. я не верю.

целых десять лет этой моей

странной разгульной

великолепной угрюмой

радостной бессмысленной

жизни

кануло в лету.

и вот мне сорок, а тебе по-прежнему и всегда будет тридцать.

это наглость, наглость, дружище, так хитро не стареть.

вы сговорились, может, в то морозное октябрьское утро?

и аннушка по заказу разлила масло?

и каналы по заказу спрятались в туманы, а ты в эйфорию?

и трамвай по заказу смог не зазвенеть, когда ты шагнула на рельсы ровно перед его мордой?

вы, что ли, все как один сговорились?!

и что ты – перед тем как тебя размазало по шпалам железное чудовище – что ты закричала? мама? мамочка? а что было последним твоим живым звуком?

или стерпела молча?

или смолчала, как всегда, когда тебя обижали-унижали?

или спокойно смотрела своими близорукими в его противотуманные глаза, пока не ударил и не потащил за собой-под собой-в себя-к себе?

или боролась с инерцией тормозного пути – “кто кого?”

разумеется, трамвай тебя!

и это в 2004 году.

на четвертом году жизни новорожденного XXI века мы не словили твою голову, летевшую по трамвайным путям.

гол.

мяч в ворота.

и что делали в этот момент твои руки?

курили?

как всегда, держали фильтр?

ты была влюблена?

когда была последняя постель с сашей?

или не было вообще, а все сказки?

лиза ушла сама или ты ее, как всегда и всех, вынудила?

ты слышала, как я искала тебя за семь дней до твоей смерти?

мы приехали в питер, и я зашла к тебе. позвонила в дверь. мне отворил твой вечно бухой сосед и сказал, что тебя убили. я не поверила. послала его Цензура и стала искать тебя по участкам с ментами и свидетелями. и нашла тебя. и мы смеялись. а потом был концерт в бкз, и через два дня после моего отъезда тебя не стало. вот теперь тебя убили по-настоящему.

таким образом, ты погибла дважды: сначала смерть намекнула, а потом пришла за тобой сама.

почему так? почему? за что?

слишком много вопросов. ни одного ответа.

я схожу с ума.

наше последнее прощание было после того концерта в вагоне питерского экспресса. ты провожала нас. я уговаривала тебя поехать с нами зайцем на полке для багажа и жить с нами в москве. я была уверена, что так надо сделать. дальше тянуть было нельзя – ты с каждым разом сдавала все сильнее и очевиднее. надо было вытягивать тебя из питерского гнилья и спасать.

– поехали!

– но у меня нет паспорта!

– вот черт! ну нет так нет! поехали зайцем!

– я не могу. мне надо забрать паспорт. завтра заберу и приеду.

– поехали сейчас. ну его!

– нет. динуль, заберу и приеду. обещаю.

и рука с другой стороны вагона, и ты побежала вместе с ним. мне кажется, я подумала тогда, что вижу тебя последний раз.

так и случилось. ты погибла.

тебя просто

прямо в лоб

снес трамвай

в пять утра

29 октября 2004 года.

трамвай успел.

а я нет.

день второй

ее смерть живет во мне. каждую секунду. ее смерть живет во мне, как живут во мне мои дети. эта смерть дышит со мной в такт. так же безукоризненно следуя за мной везде, как маленькая ахмадулинская дочь за дождем.

я не принимаю смерть, но она – плющ. вечно зеленое растение, отвратительное в своем непоколебимом спокойствии и уверенности, что всех переживет. еще бы! смерть терпеливо наблюдала за нами. ждала. и когда наступил момент, исполнила свой долг.

и вот ее пьедестал! а я молча задыхаюсь у изножья, не имея слабости сказать: “я тебя ненавижу. тебя нет”.

стоит сорваться, она тут же осклабится: “меня нет? вы уверены, мадемуазель? не смешите! эту жизнь выиграла я. а вы обречены ходить по кругу”.

и я – полная веры в то, что смерти не существует, и поэтому никто из нас никогда не умрет, – каждый день здороваюсь со смертью ольги.

день третий

иногда очень хочется сломать шею

роскошной розе в каскадах дыма,

не пить свой бокал намного быстрее,

чем тебя сочтут до дна нелюдимым,

поднять чей-то стул за любую ножку,

осквернить окно водопадом трещин,

пробить и выкинуть, как сережку

в подарочный флирт для игривых женщин,