Розмари Салливан - Дочь Сталина

Светлана сказала, что хотела бы поговорить о реальной России за «Железным занавесом». «Я всегда возмущена, — писала она, — когда кто-то пытается найти какие-то особые «русские характерные черты» для самых больших жестокостей, происшедших там». Да, «з л о там так обнажено, так очевидно и так сильно». Но Маггеридж должен понимать, что ГУЛАГ не является чисто российским феноменом; это — коммунистический феномен, продукт убийственной борьбы за власть в однопартийной системе полного государственного контроля. «Мы просто пока ничего не знаем о китайском ГУЛАГе, о кубинском ГУЛАГе, обо всех этих ужасных африканских ГУЛАГах». Светлана была уверена, что каждое новое поколение русских отходит все дальше от того, что она называла «железным ликом марксизма-коммунизма». Это и были те мысли, которые она хотела высказать.

Каким-то образом между Светланой и Китти Маггеридж возникла некая интуитивная связь еще во время их переписки, и Светлана решилась говорить о себе так, как редко это делала. Она писала, что многие люди, даже те, кого она знает уже долгое время, думают, что она несчастлива: «Я сверх меры нагружена знанием жизни и человеческой натуры; я видела слишком много для одного человека. Я знаю слишком много для одной жизни. Я чувствую, что печальный груз моей мудрости (я думаю, что могу не скромничать в этом плане) сделал Книгу Екклизиаста столь близкой для моего сердца… Иногда я чувствую, что задыхаюсь под эти грузом… но у меня все еще счастливая душа, и я искренне люблю жизнь».

В начале июля Светлана вылетела в Лондон. Би-Би-Си оплачивала ей проживание в отеле «Портобелло» неподалеку от Стенли Гарденс, и она три дня бродила по улицам города, которые вызывали у нее трепет. Светлана чувствовала ностальгию по «старым камням». Она провела пять дней вместе с Малькольмом и Китти Маггеридж в Парк Коттэдж, их поместье около Роберт-сбриджа в Восточном Сассексе. Получившееся в результате интервью под названием «Неделя со Светланой» имело длительность более двадцати часов и должно было быть показано по Би-Би-Си 2 в следующем марте. Это путешествие превратилось для нее в тихую интерлюдию между привычной суетой — сельские прогулки по английским деревенским лужайкам оказали на Светлану врачующий эффект. Возможно, она начала думать, что ее жизнь могла бы быть такой же удобной и приятной, если бы она не потеряла все свои деньги.

Ольга в это время была в Висконсине, у старых друзей Светланы Герберта и Элоизы Фритц, которые руководили летним лагерем неподалеку от Сприн Грин. Светлана надеялась, что связь между дочерью и отцом восстановиться. В тайне от всех она думала о себе как о все еще бывшей замужем за Уэсом, возможно, потому, что характер Ольги был очень похож на отцовский. В памяти Ольги встреча с отцом стала разочарованием. Да, она увидела своего отца, но он оказался «просто каким-то сухим незнакомцем». Каждый раз когда Светлана начинала говорить, что Уэс любил что-то, Ольга прерывала ее вопросом: «И что дальше?», на что мать терпеливо отвечала: «Это должно иметь значение».

Во время своего путешествия в Англию Светлана начала обдумывать новый план. Ольге была нужна стабильность. Англия казалась очень приятной, люди были так добры. Она написала супругам Маггеридж, что хочет найти хорошую английскую школу с пансионом для Ольги, а сама будет жить неподалеку. Может быть, Китти знает какие-нибудь хорошие школы? Конечно, Светлане будет нужен постоянный доход, но она может стать компаньонкой для пожилой леди или супружеской пары, «которые были бы достаточно образованы и умудрены опытом, чтобы захотеть взять такую неудачницу, как я, в компаньонки… Я могу готовить, шить, убирать, водить машину, делать покупки, фотографировать, печатать (медленно), писать письма от руки». Светлане нравились пожилые люди, и она бы делала все с удовольствием. В Принстоне она уже помогала одной девяностотрехлетней старушке.

Вернувшись в Америку, Светлана погрузилась в хаос своей повседневной жизни, включающей ритуал распаковывания вещей и изучения новых окрестностей своего жилья. Оно сразу ей не понравилось. В округе не было места для прогулок, по вечерам улицы были забиты машинами, Светлана скучала по красивым деревьям Принстона. Но она подписала договор о покупке дома и была вынуждена его соблюдать. Светлана проклинала себя. Она должна была получше все изучить. Светлана с нетерпением ждала, когда Ольга вернется из Висконсина. Без дочери она просто слонялась по пустому дому в надежде, что вещи сами появятся на своих местах.

Затем она, к своему ужасу, обнаружила, что директор и большинство учеников в новой школе Ольги были украинцами. Как они отреагируют, когда узнают, кто Ольга такая? Большинство злобных писем она получала от украинцев, которые желали ей «быстрей умереть или вернуться в красную Москву, где тебе самое и место».

У Светланы была склонность к тому, чтобы порой убеждать себя в каких-то параноидальных опасениях, чтобы сделать то, что ей действительно хотелось. В данном случае ей хотелось переехать, и она задалась вопросом, что будет, если в школе узнают, что Ольга — внучка Сталина? Школа Стюарт охраняла конфиденциальную информацию Светланы и Ольги.

Но, по правде говоря, эта паранойя была реакцией на многочисленные нападки политических эмигрантов из Советского Союза. Это была автоматическая самозащита. Чистки и голод на Украине во время сталинского режима были очень жестокими. Нужно было только найти человека, которого можно ненавидеть за все это. Светлана решила, что она не может рисковать. Им нельзя оставаться в Лоренсвилле. Они снова должны переехать.

Почувствовав себя загнанной в угол, Светлана начинала действовать, не задумываясь, принимать необдуманные решения. Она нашла другой дом, на этот раз в соседнем городке Пеннингтоне, и купила его, еще больше опустошив свой банковский счет. Теперь у нее был этот дом, дом в Лоренсвилле и почти не было денег. Она печально писала Китти Маггеридж: «Я чувствую себя плохой матерью».

По крайней мере, Пеннингтон был старинным городком, где были тротуары. Дом № 440 по Скед-стрит был типичным домиком под щипцовой крышей на окраине города. В нем было две спальни наверху, гостиная с дровяным камином, столовая, которую Светлана превратила в кабинет и большая кухня, окнами выходившая на закрытый задний двор. Большие деревья защищали Светлану от взглядов соседей. Она начала перекапывать заднюю лужайку, чтобы посадить садик, и записала Ольгу в школу Толл Гейт в Пеннингтоне.

Но угомониться Светлана никак не могла. Она писала Китти Маггеридж:

Ох, мне хотелось бы, чтобы не было забора, и поля и холмы уходили в бесконечность. Или чтобы было море, озеро или река — что-нибудь, что не имеет границ. Честно говоря, мне не нужен этот огород, потому что крестьянские корни во мне не сильнее, чем цыганские корни, доставшиеся мне от дедушки Аллилуева. Я бы хотела отправиться в длинное путешествие по всему миру, желательно, на грузовом корабле, в маленькой каюте, чтобы мы подолгу стояли в каждом порту, где обычно не бывают туристы.