Розмари Салливан - Дочь Сталина

Светлана была права, предполагая, что КГБ следит за ней, но ее одержимость мыслью о том, что государство пытается контролировать ее, была паранойей. На самом деле, они не знали, что с ней делать. Очень грустно, что именно такой приступ подозрительности произошел со Светланой, когда позвонил ее сын Иосиф. Она не дала ему шанса попытаться принести извинения. Светлана сразу разозлилась. Почему он позвонил именно сейчас? Он не удосуживался позвонить ей восемнадцать месяцев — ведь мог он звонить хотя бы Ольге! Неужели у него такие крепкие связи с властями, что ему уже сообщили, что она в больнице? Светлана грубо ответила Иосифу: «Ты что, хоронить меня собрался? Еще не время». После этого они оба повесили трубки.

Светлана была уверена, что власти собираются использовать ее сына, чтобы не дать ей уехать. Возможно, она слишком долго прожила в Советском Союзе. Привычка подозревать всех и вся так глубоко въелась в ее душу, как и в души многих ее сограждан, что Светлана уже не могла видеть реальность такой, какая она есть. Она везде искала скрытый подтекст.

На самом деле, власти как раз размышляли над тем, чтобы выпустить ее из страны. Как отмечал двоюродный брат Светланы Леонид Аллилуев, «Светлана была бомбой: Сталин, ее побег. У правительства было так много проблем из-за этого, что они мечтали избавиться от нее». Светланой же владела единственная мысль — как бы побыстрее выбраться из больницы, пока ее здесь «не отравили». В итоге, в воскресенье, когда вокруг не было врачей, она просто вышла из больницы и на троллейбусе уехала домой.

Отъезд Ольги и Светланы прошел без всяких прощаний. Ни одна живая душа в Тбилиси не знала о нем. Посвящена была только тень бабушки Светланы. Перед отъездом Светлана пришла на могилу Кеке на маленьком кладбище на Давидовской горе и сидела около нее, задавая себе вопрос: «Бабка моя, простая неграмотная труженица, сумела прожить свою бедную жизнь достойно до самого конца. Почему же я не могу найти свой путь?» Она вспоминала слова, которые когда-то написал ее бывший любовник Давид Самойлов:

Но Светлана боялась будущего.

Когда Ольгина учительница фортепиано Лейла Сикмашвили поняла, что они больше не вернутся, она так и не смогла простить Светлану. Оглядываясь назад, Лейла говорила, что одна из главных ошибок ее жизни состоит в том, что она не удержала Ольгу. Девочка могла бы выйти замуж за своего возлюбленного, тот мужчина по-прежнему любил ее, и прожила бы счастливую жизнь в Грузии, став матерью шестерых детей. Здесь особенно видна разница между грузинским и американским пониманием счастья. Когда Ольга узнала, что она возвратится в школу «Френдз», то была на седьмом небе от счастья.

Светлана и Ольга вместе с Макой улетели в Москву 27 марта. Они оставили большую часть своих вещей: книги, бумаги, личные принадлежности. Светлану никогда не волновали брошенные вещи. Как вспоминала Ольга, «Она всегда разбрасывала свое добро по всему миру». Создавалось ощущение, что этим Светлана отвергала свою прошлую жизнь. Но Ольге удалось настоять на своем: они не оставят Маку.

Ольга и Светлана снова поселились в гостинице «Советская». Теперь они взяли совсем маленький номер, поскольку Светлана за все платила сама. Ольга получила советский заграничный паспорт с проставленными въездной и выездной визами, документы на который они сдали в Грузии. Ей разрешили ехать в Англию как советской школьнице. У Светланы загранпаспорта так и не было. С ее отъездом из СССР ничего не было ясно. Они с Ольгой провели в Москве двадцать нервных дней — ждали решения.

По вечерам Светлана часто выходила прогуляться по московским улицам со своим племянником Александром Бурдонским. Однажды она повернулась к нему и спросила:

— Хочешь знать, почему я хочу уехать?

— Да, — ответил он.

— Ты можешь представить себе это чувство? Я хожу по московским улицам… И никого нет. Только кресты. Кресты везде… кресты, кресты, кресты».

Он понял, что она говорит о том, что «многих людей, которые были близки и интересны ей, больше нет рядом. Никого из людей, о которых она вспоминала с ностальгией, не было на свете». Бурдонский намного позже понял, что Светлана имела в виду:

Ей нужно было приехать сюда, чтобы навеки попрощаться со всеми. Ей нужно было вернуться, чтобы понять, как мало здесь изменилось, в основном, в психологии властей — ничего не изменилось. И когда ей снова предложили жить здесь, дать ей квартиру, дать то, дать это, дать дачу — и снова, как волк, оказаться за красными флажками, тогда она во второй раз категорично и яростно отвергла все это.

Бурдонский также понимал, что Светлана должна уехать из СССР, чтобы защитить Ольгу. Он считал девочку «восхитительной дикой натурой с характером, который она унаследовала от Светланы». Под тихим обликом Светланы скрывался борец с миром, где восстание просто немыслимо. «Неважно, сильно или слабо на нее давили, она все равно была непокорным существом. И Оля была непокорным существом. Как ее мать». Бурдонский знал, что Ольга никогда не сможет выжить в репрессивной советской системе: «Конечно, между ними были конфликты, ведь они были так похожи; но было ясно, что они очень друг друга любят».

По иронии судьбы злейший враг Светланы Виктор Луи, который в 1967 году пытался продавать пиратское издание «Двадцати писем к другу», рассказал международной прессе, что Светлана в Москве ждет разрешения на выезд. Он сообщил «Таймс», что советские власти вряд ли дадут ей выездные бумаги, хотя Ольга, по всей вероятности, их получит. «Нельзя же постоянно менять свое гражданство, — сказал он. — Она не может просто приехать в аэропорт и улететь. Она должна пройти через бюрократические процедуры». И добавил: «Им, возможно, неудобно отпускать ее».

Однажды в дверь их номера постучали и без всякого предупреждения появилась элегантная молодая американка — представитель консульства США. Она рассказала, что никому не сказала внизу, куда идет, но что в гостинице остановились в это время несколько американцев, и она сделала вид, что идет к ним. (Посещение советских граждан работниками американского посольства было строго запрещено). Ольга так давно не видела американцев, что тут же расплакалась. Светлана всегда учила дочь самой отвечать за свои слова и решения. Когда мать спрашивали, что дочка думает по тому или иному поводу, Светлана говорила: «Спросите у ней самой». Теперь представительница американского консульства спросила Ольгу, хочет ли она вернуться в Англию. Мысли о ее друге, ждущем в Тбилиси, витали по комнате, как дым. «Да», — ответила девочка, стараясь говорить так убедительно и красноречиво, как только могла. Через неделю служащая консульства вернулась с маленьким чемоданчиком, открыла его и достала два американских паспорта. Светлана решила, что сенатор Хаякава воспользовался своим влиянием на Джорджа Шульца, Госсекретаря при президенте Рональде Рейгане, чтобы они могли получить документы.