Розмари Салливан - Дочь Сталина

— Боря, мы его трахнули!

— А я-то тут при чем? — спросил я [Грибанов]. Я был в ужасе.

— Нет-нет, не спорь! Я сделал это и от твоего имени!

Но вскоре то, что, по выражению Грибанова, началось как «шутка», превратилось в роман. Самойлов не устоял перед умом и искренностью Светланы. Должно быть, она тоже находила его интересным: лирический поэт, член левого крыла авангарда, как и она, больше служивший музам, чем политике.

Светлана все еще боялась посторонних. Грибанов вспоминал случай, который произошел, когда он, Давид Самойлов и Светлана были в гостях у друга Бориса Так Меламида. Это было пятого марта, в годовщину смерти Сталина. Пока все осуждали «вождя», что в то время было неотъемлемой частью любого разговора, Светлана молчала. Когда они вышли на лестницу, жена Меламида спросила Грибанова, кто эта милая женщина, которая пришла с ним. У нее чуть не случился сердечный приступ, когда она услышала, что это была Светлана Аллилуева.

На следующее утро она позвонила Грибанову и начала истерически кричать, что он должен был их предупредить. Она и ее муж не спали всю ночь, пытаясь вспомнить, что они наговорили. Грибанов попытался успокоить женщину, объяснив, что Светлана — очень культурная женщина, и ее не задевает то, что говорят об ее отце. Но привычный страх так въелся в души людей, что супруги Меламид не успокоились.

Любовники встречались в квартире Светланы или на ее маленькой даче в Жуковке. Иногда Борис Грибанов бывал с ними. Обычно они обедали втроем в ресторане московского ипподрома в дни, когда там не было скачек, или в ресторане «Северный» в Марьиной роще. Девятого мая Грибанов и Самойлов встречались со своими военными друзьями в ресторане «Берлин», чтобы отметить День победы. В этот раз празднование уже заканчивалось, когда Самойлов сказал: «Боря, я думаю, будет правильно закончить этот так хорошо начавшийся день с дочкой генералиссимуса».

Самойлов и Грибанов взяли бутылку коньяка и приехали в квартиру Светланы, где долго сидели за разговорами. Грибанов заметил, что нигде нет ни одного портрета Сталина (к тому времени она убрала маленькую фотографию отца в серебряной рамке). На стене висела только большая фотография ее матери. Хотя им было очень интересно, Грибанов и Самойлов никогда не расспрашивали Светлану об отце и редко обсуждали его при ней.

Тем не менее, в отношениях Светланы с Самойловым была одна проблема — она хотела выйти за него замуж. Она приезжала в издательство, где работал Борис Грибанов, он садился в ее машину, и они ехали за город. При этом каждый раз происходил один и тот же разговор:

— Боря, — говорила она, — он должен на мне жениться.

— Светик, этого никогда не будет.

— Но почему? — возмущенно спрашивала она.

— Потому что он поэт, а ты принцесса, — недвусмысленно отвечал я.

Позже Грибанов писал: «Светлана была очень эмоциональной, влюбчивой женщиной, готовой полностью отдаваться каждому своему любовному приключению, готовой пожертвовать всем ради любимого человека. Но в то же время у нее была навязчивая идея: мужчина, которого она любит, должен на ней жениться. Это очень усложняло отношения с ней».

Непреодолимое желание Светланы обязательно выйти замуж видно в каждом ее романе. Было похоже, что, несмотря на свой опыт, полученный в двух неудачных браках, она продолжала верить, что свадьба убережет ее от неизбежных потерь. В корне этой проблемы лежало ее эмоциональное сиротство и ощущение трагической недолговечности отношений, которое все время охватывало ее. Да и как могло быть иначе? Все шло прахом, когда она втягивала других людей в водовороты своих чувств.

В своей книге «Поденные записи», опубликованной через много лет, Самойлов писал о Светлане. В записи, датированной 17 ноября 1960 года, он описал разрыв их отношений.

Сегодня неожиданно приехала Светл. и… бросила мне перчатку.

Утром она звонила по телефону, я пытался избежать разговора с ней. Говорить с ней так же трудно, как избавиться от тошноты или написать эпическое стихотворение. Она, как всегда, вела себя как принцесса: появилась передо мной и бросила на стол перчатку, том Случевского и старинный георгиевский крест — жалкие сувениры, оставшиеся от моего страстного увлечения.

Только позже я смог оценить трогательную нелепость ее действий, связанных с силой ее чувств, бурным темпераментом ее отца и одиночеством. В тот момент, когда все происходило, я испытывал только смесь жалости, восхищения и возмущения. Она раб своих страстей, но внутри раба всегда спит тиран…

Никогда в своей жизни я не был так потрясен и захвачен трагической судьбой другого человека. И никогда я не испытывал такого сильного желания бежать подальше от этого человека, из замкнутого круга ее нерешенных и удушающих проблем.

Когда в 1967 году Самойлов узнал, что Светлана стала невозвращенкой, он сдержанно записал в своем дневнике: «Она оказалась еще великолепнее, чем я думал». И с досадой добавил: «Я мало понимал и ценил женщину, которая была рядом со мной».

По мнению Самойлова, трагедия Светланы была в том, что она «несла крест своего происхождения всю свою жизнь». Она так и не смогла полностью отказаться от своего отца, хотя демонстративно отказывалась от какой-либо духовной общности с ним. С этой двойственностью ей было очень тяжело справляться.

Но, возможно, проблема была еще сложнее. Вероятно, есть разница между тем, каково быть сыном диктатора и каково — его дочерью. От сына требуется быть похожим на отца и, зачастую, он просто пародирует отцовскую властность, как это было с Василием. Но у Сталина было особенное отношение к Светлане. Отец любил ее, хотя был невнимателен, часто резок и даже груб. Его чувства казались настоящими. Они требовали подчинения. Все это наложилось на брошенную в ярости фразу: «Ты бы посмотрела на себя — кому ты нужна?! Дура!» Поэтому Светлана, скорее всего, и понятия не имела, какой должна быть любовь, и, по всей видимости, в глубине души считала, что ее вообще невозможно полюбить. Она искала романтизированную, идеализированную замену настоящим чувствам. Эта идеализация любви свойственна многим женщинам, но у Светланы она была чрезмерна. Ей был нужен мужчина, который сделал бы ее другой, а вернее — который дополнил бы ее. Слишком уж сильный страх вызывало в ее душе одиночество. Но среди тех мужчин, которые встречались Светлане, было мало тех, кто хотел по-настоящему привязаться к дочери Сталина, кто был готов принять тьму в ее душе.

В конце пятидесятых — начале шестидесятых годов Москва была очень интересным местом. Город стал поистине международным: все время проходили музыкальные и танцевальные конкурсы, кинофестивали, всемирные литературные конференции. Столицу посещали делегации иностранных артистов, приезжали студенты по обмену. В городе шла бурная ночная жизнь. Но за этим ярким фасадом все по-прежнему контролировалось вежливыми комиссарами. КГБ продолжал свою работу.