Томас Шёберг - Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены

Она прочитала газетную статью о молодом человеке, подготовившем премьеру в Студенческом театре, и обратила внимание на такую оценку: “Будущее покажет, который из его талантов самый большой – драматургический или режиссерский”. Молодым человеком был Ингмар Бергман. Поскольку же недоставало и драматургов, и режиссеров, ей стало любопытно, и она позвонила ему домой. Когда Карин Бергман ответила, что сын еще спит, она очень удивилась.

Уже то, что на другой день после премьеры он спал, а не бодрствовал над утренними газетами, было примечательно. Я попросила, чтобы он позвонил мне, когда проснется. Он позвонил и крикнул в трубку: “В чем дело?” Ага, подумала я, вот ты какой! Заговорила голосом мягким, как овсяная каша, чтобы не напугать сердитого, и попросила в течение дня зайти ко мне”, —

рассказывала Стина Бергман много лет спустя в интервью журналу “Нутид”.

Ингмар Бергман пришел-таки в контору Стины Бергман. “Небрежный и невежливый, дерзкий и небритый, с издевательским смехом, рожденным в самом мрачном круге ада, он, настоящий лицедей, распространял нахальное обаяние, причем настолько убийственное, что после трехчасового разговора мне пришлось выпить три чашки кофе, только тогда я смогла вернуться к заведенному распорядку”. Статья в “Нутид” вышла в сентябре 1955 года, и цитата служит прекрасным примером, как с годами вокруг Ингмара Бергмана выстраивался миф. Он предстает здесь как едва ли не сверхъестественное явление, и образ еще набирает яркости оттого, что нарисован женщиной, которую саму окружали сила и ореол покойного супруга.

Стина Бергман предложила ему место обработчика сценариев и сценариста в “Свенск фильминдустри” – для Ингмара Бергмана шанс поистине фантастический. Он надеялся в будущем стать режиссером Королевской оперы, но пока что вел непрочное существование как практически неоплачиваемый ассистент режиссера и суфлировал “Орфея в аду”, получая тринадцать крон за спектакль. Зато контракт со “Свенск фильминдустри” обеспечивал ему круглогодичную работу, полностью оборудованный офис в центре Стокгольма, с телефоном и видом на крыши вокруг Кунгсгатан, а также ежемесячное жалованье в 500 крон. Устоять невозможно. Бергман согласился. Вместе с еще четырьмя молодыми людьми из отдела Стины Бергман он должен был доводить до ума чужие киносценарии и писать свои. Карин Бергман решила, что с новой работой в жизни сына наметился просвет:

Все это непостижимо и как-то нереально. Сегодня он заходил к Эрику, и на сей раз ситуация между ними уладилась. Только бы осталось спокойно. Оба они ужасно страдают от подобных контроверз. […] Ах, пусть мои мальчики станут вправду хорошими людьми! […] Сегодня Ингмар подписал контракт со “Свенск фильминдустри”, что обеспечит ему месячное проживание в Сигтуне, если за это время он напишет им сценарий. Иными словами, все это эксперимент. Если результат окажется хорошим, Ингмар получит за свою работу значительно большую сумму. Он невероятно радуется свободному месяцу и рассчитывает достаточно много сделать и для себя. Правда, мне кажется, таланты Ингмара годятся скорее для театра, чем для кино. Тем не менее я довольна. Сегодня вечером Эрик идет смотреть его пьесу. Поглядим, что он скажет.

Один из собственных сценариев, представленных Стине Бергман, Ингмар Бергман в свое время показывал Эльсе Фишер. По обыкновению, он был написан чернилами от руки в синем блокноте, какими пользуются школьники, а речь там шла о молодом человеке, учащемся, которого донимает злобный латинист, и о любви их обоих к “плохой” девушке. Эльсе рассказ понравился, и она полагала, что ему стоит когда-нибудь его использовать. Теперь такой случай представился. Бергман принес сценарий Стине Бергман, и продюсер Густав Муландер и главная шишка Карл Андерс Дюмлинг дали добро.

Через два года “Травлю” запустили в производство.

В начале осени Карин и Эрик Бергман пригласили будущую невестку на ланч в пасторский дом на Стургатан. Трапеза оказалась традиционно простой и состояла из чая с бутербродами, который обычно подавали, когда пастор заканчивал утренние труды в своей канцелярии. Эльса Фишер сильно нервничала. Что подумает о ней, простой балерине, эта консервативная христианская семья?

Опасалась она напрасно. Эрик и Карин Бергман встретили ее очень приветливо, и она, похоже, снискала их одобрение. В октябре пришло приглашение от Эйвор, матери Эльсы Фишер, художницы по тканям и преподавательницы Художественно-промышленого училища, впоследствии Профессионального художественного училища. И через два дня она принимала у себя пастора и его жену по случаю помолвки детей. Все прошло чрезвычайно удачно. Карин Бергман была ужасно довольна и в знак того, как она верит в предстоящий союз, подарила будущей невестке один из своих перстней, изящное украшение с сапфирами.

Карин Бергман с удовольствием наблюдала за Эльсой Фишер в ее красивом, со вкусом устроенном родном доме и радовалась, что сын встретил такую чистую, хорошую девушку. Контраст с его губительным романом с Карин Ланнбю был огромным, и она благодарила Бога. Любовные истории сына мало-помалу закаляли ее, но все-таки она молилась Всевышнему, чтобы сын наконец осознал свою ответственность и действовал соответственно. Позднее она написала Эйвор Фишер письмо, где выразила радость, что Ингмар теперь принадлежал к окружению этой элегантной женщины.

Обе семьи стали часто общаться, и нередко все шло прекрасно. Карин Бергман имела все основания испытывать удовлетворение. Фишеры были люди “душевно тонкие” и свободомыслящие. Особую симпатию у нее вызывала Эйвор Фишер, которая лучилась добротой, и если уж кто мог помочь ее сыну, то именно Эльса и ее мать.

Однако на Эрика Бергмана положиться никак нельзя. Как-то за обедом на Стургатан у него возникли разногласия с сестрой Эльсы, Ранди, которая училась в Техническом училище, а теперь занималась в Академии художеств, у профессора Исаака Грюневальда, ведущего представителя шведского модернизма. Карин Бергман опасалась за судьбу этого вечера, поскольку Фишеры придерживались более свободных взглядов, нежели они сами. Из-за чего в точности произошла стычка, неясно. Хотя в целом вечер все же оказался приятным.

Поженились Ингмар Бергман и Эльса Фишер в марте 1943 года, когда обзавелись собственной квартирой. Располагалась она в Абрахамсберге, в предместье на севере Стокгольма, которое Бергману, как пишет в своей книге “Страсть и демоны” Микаель Тимм, очень не нравилось. Вечерами они играли сонги Бертольта Брехта и читали вслух “Винни-Пуха”. За неделю до свадьбы Бергман сбежал, вероятно от страха перед серьезным шагом в юридически узаконенную и благословленную Богом семейную жизнь, но взял себя за шкирку и вернулся.