Томас Шёберг - Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены

Как-то раз Ингмар пришел с женой, и они говорили о его следующем фильме, для которого он только что закончил сценарий. “Когда я спросила, о чем там пойдет речь, он ответил: “О демонах”. Надеюсь, ты помнишь, что есть еще и добрые духи, сказала я”.

Изредка он проведывал одну из оставленных семей. Эллен Бергман так описала его приезд в Гётеборг:

Короткий визит Ингмара принес огромную пользу. К сожалению, сам он не понимает, как много это значит. Особенно для детей, для их чувства защищенности много значит, что он хоть немного заботится о них. Кроме того, им очень важно видеть, что он уважает их мать. И потом, мы можем поговорить о нем. На сей раз Ингмар тоже показал себя в выгодном свете. Во всех отношениях. Спокойный, дружелюбный, заботливый. Я понимаю, ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы все бросить, приехать сюда и вдобавок вправду быть здесь. За это я ему искренне благодарна.

Но когда у его сына, пятнадцатилетнего Яна, гостившего у брата матери в США, обнаружилась грыжа и ему пришлось лететь домой на операцию, Эллен писала бывшей свекрови:

Я рассказываю об этом не для немедленной передачи Ингмару. Пусть он узнает задним числом. Думаю, он и сам предпочтет именно такой вариант. Тогда он избежит тревог. Если вообще тревожится.

Весной 1965 года Ингмар Бергман заболел и с воспалением легких, пенициллиновым отравлением и вирусной инфекцией угодил в Софийский приют. Чувствовал он себя, впрочем, не настолько скверно, чтобы одновременно не исполнять свои обязанности как шеф Драматического театра, хоть и на расстоянии, временами он ненадолго выходил в город, бывал в кино и навещал родителей. В феврале он вместе с Чарли Чаплином получил нидерландскую премию Эразма за значительный вклад в европейскую культуру и общество.

Еще летом все, казалось, было так, как хотелось Карин Бергман. Поездка на Дроттнингхольм к матери Кэби Ларетай: маленький Даниель в саду, “очаровательный и славный мальчуган”, окруженный огромной любовью. Хороший ужин и показ фильма, который Ингмар Бергман снял о первом годе жизни сына. “Приятное и дружелюбное настроение, в обществе Кэби, Ингмара и матери Кэби можно забыть будничные неурядицы”.

Четырнадцатого июля Ингмару Бергману исполнилось сорок семь. В тот же день Кэби сравнялось сорок три. Карин и Эрик Бергман послали каждому по письму. “Пусть этот день будет для них хорошим!” На другой день сын позвонил, держался “очень мило, прямо бальзам на сердце”. Через неделю Ингмар Бергман уедет на Форё, начнет съемки “Персоны” – и заведет роман с исполнительницей одной из главных ролей – Лив Ульман.

В сентябре, пока Бергман и Ульман наслаждались страстью на порядочном расстоянии от его семьи в Юрсхольме, сыну Даниелю исполнилось три года. Карин Бергман написала Кэби Ларетай и послала в подарок малышу книжку “Путте в черничном лесу”.

В ноябре окончательно выяснилось, что Ингмар Бергман оставит пост шефа Драматического театра, его сменит Эрланд Юсефсон. А в декабре она заметила первые признаки, что между Ингмаром Бергманом и Кэби Ларетай что-то назревает. “Только бы Ингмар не отправился по новым опасным дорожкам!” На публике она неохотно говорила о своем знаменитом сыне. Его путаная личная жизнь мучила ее, а притворяться она совершенно не умела. На одном из спектаклей во дворце Карлберг рядом с нею оказалась некая дама из высшего общества, которая принялась допытываться, каково быть матерью Ингмара Бергмана. “Я быстро перевела разговор на ее детей”.

Та зима выдалась самой холодной с 1870 года, и Карин Бергман почти все время сидела дома, поскольку не выносила метель и холодный ветер. А от Ингмара и Кэби Ларетай большей частью вестей не было. В начале декабря сын все же ненадолго заглянул. “Завтра он уезжает в “Сильянсборг”. Именно сейчас он настроен на одиночество, и мне кажется, Кэби тоже нуждается в покое, учитывая все ее концерты”.

Наверно, ей хотелось позвонить невестке, но не хватило духу, потому что она чувствовала себя посторонней, чужой. На Рождество Карин записала в дневнике: “Кэби определено выступала в Америке с большим успехом, но я чую нелады между ними”. И на следующий день: “Во второй половине дня разговаривала с Кэби. Наверно, ей сейчас нелегко с Ингмаром”.

Однажды вечером в начале марта 1966 года Ингмар Бергман позвонил матери и попросил ее зайти к нему в кабинет в Драматическом театре. Ему хотелось поговорить, и Карин Бергман была на седьмом небе: оказывается, она по-прежнему нужна.

О чем они говорили, известно только им обоим. В своих мемуарах Ингмар Бергман об этом не упоминает, а Карин Бергман записала в дневнике лишь нижеследующее:

8 марта:

Вечером звонил Ингмар, он дежурил в театре и попросил меня прийти туда, мы проговорили несколько часов, и все мои предчувствия оправдались. Только бы они все это преодолели! Дай-то бог!

9 марта:

Сегодня вечером Ингмар прислал мне с Ленном чудесную азалию. А сам позвонил и поблагодарил за вчерашнее. Правильно ли я поступила, молча выслушав все, что он рассказывал. Но ведь я знала, что в тот самый миг, когда я вроде как начну морализировать, я воздвигну между нами стену. И он знает, что мои молитвы и мое сердце борются с ним, чтобы он все-таки поступил правильно.

Вероятно, Бергман рассказал о кризисе в браке с Кэби Ларетай. Наверно, рассказал и о любви к норвежской актрисе Лив Ульман и о том, что она ждет от него ребенка, хотя это менее вероятно. Подобную информацию – новая, беременная любовница при живой жене – он, насколько можно судить, до сих пор от матери утаивал. Через два дня после встречи с сыном в театре она записала в дневнике, что видела Кэби и Ингмара в музыкальном салоне невестки на телевидении: “Изящно и весело”.

В ночь на 13 марта Карин Бергман почувствовала боли и удушье. Она была одна в квартире, так как Эрик Бергман лежал в больнице после операции. Утром вызвали ее врача, профессора Нанну Сварц, но та уже ничего не могла сделать. В половине одиннадцатого Карин Бергман скончалась от инфаркта, в возрасте семидесяти шести лет.

Записи в дневнике оборвались, и пасторше уже не довелось пережить очередную влюбленность сына. Вероятно, последнее, что она узнала, было вот что: брак сына с Кэби Ларетай распадался. Как бы она реагировала на то, что теперь сын встречался с Лив Ульман, нам неизвестно, однако логично предположить, что она бы ответила обычным образом – беспомощностью, тревогой, болью. Наверняка она молила Бога продолжить ее безнадежную борьбу и вывести сына на путь истины.

Заупокойная служба состоялась 28 марта в церкви Хедвиг-Элеоноры. Обряд провел старший пастор Ханс Океръельм. Гроб утопал в желтых розах, любимых цветах Карин. Этот цветок Ингмар Бергман обычно преподносил и Кэби Ларетай.