Эндрю Ходжес - Игра в имитацию

Учителя математики и естественно-научных дисциплин в характеристике ученика были более благожелательны, и все же им тоже было на что жаловаться. Летом 1927 года Алан показал своему учителю математики Рандольфу одну свою работу. Это было представление тригонометрической функции (котангенса) в виде десятичного ряда с использованием чисел Бернулли. Алан вывел ее самостоятельно, без использования элементарного дифференциального исчисления (он еще не был с ним знаком). Рандольф был поражен, и тут же сообщил классному наставнику о гениальности ученика. Но эта новость была воспринята с явным неодобрением. Алана едва не перевели в класс ниже, и сам Рандольф неблагосклонно отозвался о его достижении:

Плохо, что он проводит много времени, по всей видимости, самостоятельно изучая высшую математику и пренебрегая работой в классе. В любой дисциплине всего важнее усвоить основы. Его работа никуда не годится.

Директор в свою очередь сделал предупреждение:

Надеюсь, он не совершит ошибку. Если он останется в школе, то должен поставить перед собой цель — стать образованным. Если же он должен быть только ученым, то напрасно тратит здесь свое время.

Эта угроза упала камнем на кофейный столик мистеру Тьюрингу, поставив под сомнение все, за что боролись и о чем молились мистер и миссис Тьюринг. Но Алан нашел лазейку в школьной системе, которую Науэлл Смит назвал «необходимость поддерживать известность и славное имя английской частной школы». Вторую часть семестра он провел в санатории, переболев там свинкой. Но когда он вернулся в школу, чтобы как обычно сдать экзамены, он стал победителем в рамках конкурсной программы. Директор отметил:

Своей победой он полностью обязан математике и естественно-научным дисциплинам. Тем не менее он показал улучшения и по ряду гуманитарных предметов. Если он будет продолжать в том же духе, он станет блестящим учеником.

Настало время для инициации Англиканской церкви, и Алан принял первое причастие 7 ноября 1927 года. Как и парад Корпуса военной подготовки, конфирмация была одной из тех обязанностей, которая должна была исполняться только по доброй воле. Но он действительно имел веру в Бога, или, по крайней мере, в некую высшую силу, когда он встал на колени перед епископом Солсбери и отказался от мира, плоти и дьявола. Тем не менее Науэлл Смит не преминул воспользоваться случаем, чтобы заметить:

Я надеюсь, что он отнесется к конфирмации со всей серьезностью. В таком случае он перестанет пренебрегать очевидными обязанностями, чтобы потворствовать своим собственным интересам, какими бы хорошими они ни были.

Эти обязанности: переводить глупые фразы на латынь, полировать пуговицы парадного мундира и остальные, — не были столь очевидными для Алана. У него было собственное представление по-настоящему значимых вещей. Слова директора больше говорили о внутреннем послушании, о котором писал Александр Во:

Как обычно случается с большинством мальчиков, конфирмация на Гордона никак не повлияла. Он не был атеистом; он принял христианство почти так же, как вступил в Консервативную партию. Все лучшие люди были верующими, поэтому ему казалось это верным решением. Но в то же время принятие веры никак не изменила его поведение. Если у него и была вера во что-то, то скорее в школьную футбольную команду…

Выпад Александра Во в сторону школьного уклада Шерборна, в общем, состоял в том, что школа приучала мальчиков, говоря метафорически, использовать обе половинки мозга независимо друг от друга. «Мышление» или скорее официальное мышление происходило в одном полушарии мозга, а индивидуальное — в другом. Это не было лицемерием: это было необходимо для того, чтобы не перепутать в голове два абсолютно разных мира. К такому разделению мыслей можно было привыкнуть, но опасность этого подхода таилась на границе двух полушарий. Позже, как выразился Во, настоящее преступление было раскрыто.

В 1927 году в школе произошли некоторые изменения в ее неофициальных обычаях. Например, когда мальчики читали «The Loom of Youth» («Станок молодости»). Разумеется, многие ученики читали этот запрещенный роман. Они были скорее удивлены показанной в ней терпимостью, или, по крайней мере, предполагаемой терпимостью к сексуальным связям. Во время встреч спортивных команд с игроками из другой частной школы они поражались свободе мыслей, которая дозволялась в других школах. Теперь мальчики из Шерборна отстаивали более пуританскую и менее циничную ортодоксальность, чем Александр Во в 1914 году. Науэлл Смит больше не обращался к независимым ученикам, чтобы искоренить в них то, что называл «грязью». Но он никак не мог воспрепятствовать химическим изменениям в организме подрастающих мальчиков, и даже холодные ванны не остановят их от «непристойных разговоров».

Алан Тьюринг был тем самым мальчиком с независимым характером, который в отличие от директора сыграл ему не на пользу. В случаях с другими учениками «скандал» был лишь поводом для насмешек и быстро забывался, и в школе все вновь становилось по-прежнему. Но в его случае этот инцидент затронул всю его жизнь. Ведь несмотря на то что он разумеется к тому времени уже знал все о пестиках и тычинках, сердцем он был где-то далеко. Тайна рождения тщательно скрывалась, но все знали о существовании этой тайны. В то же время Алан узнал в Шерборне другую тайну, которая вне его стен даже не существовала. И это был его личный секрет. Ведь его влекло всеми чувствами и желанием не только к «самым обычным природным веществам», но и к своему собственному полу.

Он был серьезным человеком и уж точно не из тех, кого Александр Во называл «обычными мальчиками». Он не укладывался в рамки всего традиционного и привычного и страдал из-за этого. Ему было необходимо найти причину для всего; и у каждого явления должен быть один смысл и только один. Но школа никак не помогала ему найти ответы, лишь помогла ему лучше понять свою сущность. Чтобы стать независимым, ему необходимо было проложить себе путь в обход общепринятых и неофициальных правил.

И если у Науэлла Смита и были какие-то оговорки и замечания по поводу системы частной школы, то у классного руководителя Алана за осенний семестр 1927 года, А. Х. Трелони Росса, их не было. Некогда бывший ученик Шерборна и выпускник Оксфордского университета он вернулся в школу в 1911 году уже в качестве преподавателя. За тридцать лет работы в Шерборне он ничему не научился и ничего не забыл. Ярый противник «слабости духа», он не разделял мнение директора по поводу рабского отношения в школе. Даже в стиле письма он разительно отличался от Науэлла Смита. Приведем отрывок из его «Письма о Доме» 1928 года: