Игорь Оболенский - Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия

И таким — знающим себе цену и не испытывающим страха перед самым неожиданным поступком — Нуриев был уже в балетном училище.

Его однокурсница, Чукуртма Гудиашвили, рассказывала мне:

— Никому и в голову не могло прийти, что Нуриев станет таким знаменитым танцовщиком. В училище Рудольф вообще не производил особого впечатления — обыкновенный прыщавый подросток, который постоянно щипал нас, девчонок. Раскрываться он начал только на последнем курсе, когда в нем что-то словно прорвало.

Мужским классом он занимался у Александра Пушкина, но часто приходил и на женский класс и удивительно ловко проделывал все па, которые танцевали мы. Он был своевольным уже тогда.

Его после училища оставили в Ленинграде. Я через год опять приехала туда, мне хотелось встретиться с друзьями.

И на улице встретила Рудика. Он тогда танцевал в Кировском, ныне Мариинском театре. «Я сегодня танцую Принца в „Спящей красавице”, - сказал он мне. — Приходи». Я не поверила, а Нуриев настаивал: «Приходи и поверишь». Я пришла и сразу увидела — он был первач в танце.

За границей Нуриев танцевал по 250 спектаклей в год, получая за каждый выход на сцену громадные гонорары. При этом в свое время великий Вацлав Нижинский, с которым сравнивали Рудольфа, за всю свою карьеру станцевал столько же спектаклей.

По сути, он стал первой суперзвездой от балета. Даже когда Нуриев уже болел СПИДом и не мог танцевать, как прежде, зал все равно ревел от восторга, зрители готовы были выкладывать какие угодно деньги за то, чтобы только взглянуть на живую легенду.

Легенда была рукотворная и создана самим Руди.

Откуда татарский юноша мог знать, как себя надо вести с прессой и телевидением? Но он знал и никогда не ошибался. Как-то умудрился, едва ли не единственный в истории, одновременно дать интервью двум конкурирующим журналам — Time и Newsweek. Издания, вместе с посвященными Рудольфу обложками, вышли одновременно тиражом в пять миллионов.

Нуриев вкладывал деньги в недвижимость, антиквариат и коллекцию картин. Прохожие по набережной Вольтера, что напротив Лувра, могли вечерами сквозь освещенные окна квартиры Нуриева видеть шедевры мировой живописи, которые по ценности иной раз давали фору своим собратьям из здания на другом берегу.

Нуриев покупал острова и скупал акции, каждый вечер созваниваясь со своими финансовыми директорами и требуя отчета.

Но вкусы при этом у него оставались прежними. Из еды он любил бифштекс и чай с лимоном. А любимым времяпрепровождением для него по-прежнему была работа.

Собственно, ради этой возможности реализовать себя он и остался за границей. Свобода была нужна ему прежде всего для того, чтобы творить.

Уже в 26 лет он как хореограф поставил «Раймонду» и «Лебединое озеро». А затем уже премьеры следовали одна за другой — «Дон Кихот» и «Спящая красавица», «Щелкунчик» и «Буря».

Одной из его последних работ стала постановка балета «Ромео и Джульетта». Нуриев был уже серьезно болен, но то и дело говорил, что все его мысли только о новом балете.

И болезнь на время отступила.

Знаменитый хореограф Ролан Пети рассказывал мне, как однажды зашел в гримерную Нуриева. И увидел, что ноги танцовщика полностью заклеены пластырем. Когда Рудольф принялся снимать пластырь, то вены вываливались из-под него, словно налитые водой шланги.

Зрелище было ужасающим. Нуриев, поймав взгляд Пети, согласился, что работает на износ. Но при этом заметил, что смерти на сцене не боится. Наоборот, мечтает об этом.

В конце жизни он, окруженный сонмом поклонников, был одинок. Франсуаза Саган сочинила очерк о Рудольфе, в котором писала, что его дом — это сцена и самолет и этот грустный одинокий человек растерял друзей.

Эрик Брюн ушел первым. Их отношения были неровными. Гениальный танцовщик страдал серьезным недугом — он пил. Как-то, пребывая в не совсем адекватном состоянии, Эрик обвинил Рудольфа в том, что тот специально приехал из Советского Союза, чтобы убить его. Услышав эти слова, Нуриев заплакал.

Спустя пять лет не стало Марго Фонтейн. Ее последние дни были мучительны из-за рака. Именно Рудольф оплачивал больничные счета своей ближайшей подруги.

Его последним увлечением стал кутюрье Ив Сен Лоран, они всюду появлялись вместе. Но это уже все было не серьезно.

Но умер он в больничной палате. Успев перед смертью навестить в Уфе старую мать, которую советские власти так и не выпустили к сыну. Когда Нуриев переступил порог дома, где не был двадцать семь лет, слепая женщина прошептала: «Мой Рудольф вернулся!»

В Ленинграде Нуриев снова оказался только в 1989 году, спустя 28 лет после отъезда! Это уже был другой город. Да и самого Рудольфа снимали в основном зарубежные телекомпании. За окном свои последние годы доживала советская власть, и освещать приезд эмигранта, в свое время записанного в предатели родины, журналисты Ленинграда и Москвы опасались.

Само имя Рудольфа Нуриева в Советском Союзе тех лет было знакомо лишь профессионалам из мира балета. Черед восхищаться и зачитываться биографическими книгами о нем настанет только после его смерти.

У него уже не было физических возможностей танцевать самому. И тогда он стал дирижировать. А в 49 лет вдруг занялся уроками игры на фортепиано и овладел и этим мастерством.

Но все равно без балета он не мог. Всего за несколько недель до смерти его привозили в театр, и из ложи он смотрел спектакли, в которых танцевал.

Его последней постановкой стал балет «Баядерка», после премьерного показа которого на сцене Гранд-Опера Нуриеву вручили орден Почетного легиона. Кавалер уже не мог самостоятельно передвигаться, и на сцену, на которой он некогда блистал, его вывезли на кресле-каталке.

Когда стало возможно, в Париж к Рудольфу приехала сестра Роза. За окном были другие времена, и железного занавеса больше не существовало.

Гроб с телом Нуриева, облаченного во фрак и чалму, был установлен в парижской Опере, которой он руководил шесть лет.

Согласно воле самого Рудольфа, на пяти языках читали сочинения Пушкина, Байрона, Гете, Рембо и Микеланджело. Играла музыка Чайковского и Баха.

Собравшаяся на панихиду публика с удивлением смотрела на сидящую возле гроба женщину в черной одежде. Это была Роза Нуриева. Она так и не пустила в палату находящегося в беспамятстве брата никого из его ближайшего окружения.

P. S.

О том, что он болен СПИДом, Нуриев узнал в 1984 году. И девять лет пытался победить болезнь. При этом говорили, что смертельный вирус он получил не во время бесчисленных походов по злачным заведениям мира, а во время банального переливания крови.

Рудольфа Нуриева похоронили на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем. Его укрытая ковром из разноцветной мозаики могила находится рядом с памятником другому великому русскому танцовщику Сергею Лифарю.