Вячеслав Фетисов - Овертайм

Собственно говоря, три игрока, которые приехали в Москву — Игорь Ларионов, Слава Козлов и я, — имели равные права на Кубок, но меня вежливо просили, чтобы я информировал обо всем, что с ним связано. Каждый мог закрыться с Кубком у себя в квартире… и не знаю, что из него бы пил. Правда, по неписаному этикету из Кубка можно пить только шампанское. Исключение сделали только для Маккарти — после финала ему налили туда кока-колу, так как он алкоголь теперь не пьет.

16 августа мне позвонили в Москву из Детройта: Кубок уже летит в Россию! Мне кажется, что до последнего момента никто здесь не верил в мои обещания. Кто это даст Фетисову или Ларионову привезти Кубок в Москву? Но мы знали совершенно четко: он прилетит, а с ним и официальная делегация из НХЛ.

Мы приехали в Шереметьево пораньше, я и Слава Козлов. Я должен был заехать за Игорем, но с транспортом получилась накладка, а единственный человек, кто знал телефон Игоря, куда-то исчез. Самолет уже приземлился, но я сказал, что не буду выносить Кубок, пока Игорь не появится. Кто-то сказал, что Игорь позвонил — он приедет прямо в ЦСКА. После этого мы вынесли Кубок. Прилетел он в багажном отделении, в большом сундуке на колесиках, но из багажного отделения его занесли в салон самолета, потому что для съемок мы должны были спуститься с ним по трапу. В ту минуту, когда надо было его выносить, начался ливень. Один из руководителей НХЛ, мистер Соломон, сказал: «Все прекрасно, только дождь почему-то, наверное, где-то немножко не договорились…» — «Нет, мистер Соломон, — ответил я. — По русскому обычаю, дождь — это к удаче». — «Ну тогда отлично. Мы имеем здесь Стэнликап, мы имеем дождь, мы имеем большую прессу, в общем, все у нас в Москве в порядке с первых же минут пребывания». Вынесли мы с Козловым Кубок, а работники аэропорта через решетку просят нас дать его потрогать. Тогда я понял, что мы не зря все это затеяли, раз люди интересуются, раз они знают о Кубке, одном из самых престижных трофеев в профессиональном спорте, которому больше ста лет.

Если люди улыбаются Кубку, значит, задача выполнена. Когда мы внесли Кубок в зал VIP, там собралось столько корреспондентов, что пришлось идти как сквозь строй.

Наверное, то, что Кубок Стэнли оказался в Москве, — закономерное явление. Профессиональный хоккей, по объективным причинам, лучше всего развит в Америке, как, допустим, футбол в Европе. А то, что наши ребята выигрывают престижные кубки, не только прославляет самих игроков, но и страну, где они родились, воспитывались, учились играть. Эта ситуация в мире сейчас рассматривается как нормальная, и тому подтверждением обилие представителей международной прессы все эти дни в Москве. Наверное, хорошее подтверждение тому и огромный интерес людей к этому необычному визиту. Было много интересных встреч, но самое дорогое для меня то, что мой отец увидел первый раз Кубок во Дворце спорта ЦСКА. Он меня обнял. Близкий человек знает, чего стоит выиграть такой трофей. Поразила меня и реакция мальчишек во Дворце, которые задавали самые разные вопросы.

Я предложил, чтобы Кубок прямо из Шереметьева отвезли в ЦСКА. И Игорь Ларионов, и Володя Константинов, и Сергей Федоров, и я — все мы уехали играть в НХЛ из ЦСКА. И Слава Козлов играл в ЦСКА какое-то время. Дворец на Ленинградском проспекте — место, где зародился хоккей в стране, где Анатолий Владимирович Тарасов организовал советскую школу хоккея. Самые известные мастера выросли в ЦСКА, и я посчитал, что будет правильным, если мы отдадим клубу должное.

Мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков приехал на открытие турнира Кубок «Спартака», там Кубок Стэнли был представлен хоккейным болельщикам. Я ему сказал: «Юрий Михайлович, это самый престижный трофей в профессиональном хоккее». На мне была майка с автографами «пятерки», с автографом Константинова, который он поставил перед тем, как мы попали в беду. «А майка у меня с автографами всей «русской пятерки». Лужков: «Чего же ты ждешь? Давай снимай». Он надел майку на себя, чем меня абсолютно потряс. Посмотрел мэр на Кубок Спартака и говорит: «Ну вообще-то наш спартаковский кубок не хуже, чем Кубок Стэнли». Я не спорил: «Конечно, не хуже. Нужно только подождать еще сто лет, чтобы он стал таким же престижным».

Я думаю, что Кубок прилетел из Нью-Йорка в Москву как посол доброй воли. И премьер России Виктор Степанович Черномырдин нашел время принять нашу делегацию и даже выпил шампанского из Кубка прямо во время рабочего дня. Первоначально встреча была назначена нам на двенадцать часов, но на это же время планировался наш приезд в Воскресенск. Получался конфуз, мы не знали, как распутать этот узел, а люди в Воскресенске уже собирались. Тогда решили, что к Черномырдину пойду я, а Игорь со Славой поедут на встречу, они же родом из Воскресенска. Но премьер-министр поменял свое рабочее расписание и принял нашу делегацию в десять, чтобы мы все могли успеть в Воскресенск. Для меня это говорило о том, что в стране настали другие времена. Добрая получилась встреча, а когда принесли шампанское в бокалах на подносе, мы сказали: «Виктор Степанович, шампанское пьют из Кубка». Он: «Чего вы маетесь — наливайте!»

И конечно, я никогда не забуду, как мы шли с Кубком на открытии стадиона в Лужниках. Десятки тысяч людей, президент, все правительство, мэр Москвы приветствовали Кубок, и никто не ушел на перерыв, все остались на местах, пока мы не завершили прохождение по кругу стадиона.

После того как «Детройт» выиграл Кубок Стэнли, я стал хоккеистом, у которого есть все награды в этом виде спорта — и в профессиональном, и в любительском. И я снова подписываю контракт. Охота ли мне теперь играть? Я люблю хоккей, и, наверное, это самая главная причина, почему я не ушел. Даже за хорошую плату тяжело в моем возрасте, скажем так, ломаться. С каждым годом становишься старше, и приходится находить в себе резерв силы, чтобы бороться с молодыми, амбициозными парнями, которые играют за огромные деньги и для которых нет авторитетов в Лиге. В сезоне 1997–98 годов меня вернуло на лед все, что произошло в июне в Детройте. Катастрофа открыла мне глаза на многое, что не казалось главным в жизни.

В моем решении есть и какой-то вызов себе самому: а сможешь ли ты после такой травмы найти в себе силы встать на ноги? Америка не моя родина, я здесь гость, но тысячи и тысячи людей близко приняли к сердцу нашу трагедию. Из тысяч писем, присланных мне за последнее время, я предлагаю вам прочесть только одно, от Денизы Брайан из Карсонвилля. Я не выбирал его специально, просто взял из пачки.

«26 января 1997 года Уважаемый мистер Фетисов!

Пишу Вам, чтобы выразить свое восхищение Вашей любовью к свободе и упорством, с каким Вы шли к ней. Я слежу за судьбой российских легионеров и могу сказать, что «Папа-Медведь» у них, конечно, только один. Благодаря истории Вашей жизни, рассказанной по телевидению, мои две девочки учатся понимать, что свобода — это не врожденное право, а завоеванная привилегия. Во время выборов в России моя младшая давала мне ежедневную сводку событий. Ваше выступление в матче Всех Звезд было таким же ярким символом непоколебимости, каким для мира всегда была Статуя Свободы.