Игорь Оболенский - Романовы. Запретная любовь в мемуарах фрейлин

Зато теперь Мария Федоровна и Георгий Дмитриевич свободно могли быть вместе, без оглядки на мнение Двора и пропасть, разделяющую их статусы. На письмах, которые они будут получать в Киеве, поверх их перечеркнутых титулов цензоры писали „гражданке Романовой“ и „гражданину Шервашидзе“.

Лето 1917 года Шарвашидзе и Мария Федоровна провели в разлуке. Поначалу они решили, что Ее Величество уедет в Крым, а князь, отлучившись в столицу, к ней присоединится. Но в Петрограде Георгия Дмитриевича арестовали. Только через несколько месяцев он был освобожден и смог отправиться к морю, где его с нетерпением ждали.

Строки из дневника вдовствующей императрицы от 23 сентября 1917 года: „… все же надеемся, что дорогой наш Шервашидзе будет здесь в начале октября“. Радостное событие произошло 14 октября, о чем Мария Федоровна не замедлила записать: „Мы весь день ждали приезда моего дорогого Шервашидзе, но он приехал только в 10 вечера. Великая радость снова видеться с ним“.

Более развернутую запись императрица сделала на следующий день: „Завтракала наедине с Шервашидзе и была рада снова слушать его рассказ. Приезд князя оказался лучшим лекарством и весьма меня взбодрил. Я сказала, что сегодня впервые за долгое время снова засмеялась, чем он остался весьма доволен и заявил: Non, vraiment vous etes contente de me revoir? (франц.: Вы действительно очень рады вновь видеть меня? — И. О.) Он еще раз зашел ко мне после обеда, но, к сожалению, на следующий день его свалила простуда, так что мне не удалось повидать его — распрекрасные обстоятельства моего существования не позволяют мне выходить…“

Шарвашидзе был дорогим, как сама вдовствующая императрица пишет об этом, человеком для Марии Федоровны. В Крыму она переживает не только из-за отсутствия новостей от сыновей (Николае Втором и великом князе Михаиле, которые вскоре будут расстреляны), но и из-за очередной простуды не отличавшегося крепким здоровьем князя.

17 октября 1917 года Ее Величество записывала: „Шервашидзе все еще простужен“; три дня спустя: „Мой дорогой Шервашидзе появился впервые после простуды, остался к завтраку“.

Присутствие Георгия Дмитриевича было важно для Марии Федоровны. 21 октября 1917 года она пишет: „Каждый вечер у меня Шервашидзе… и всякий раз у него находится какое-нибудь веселое замечание, способное рассмешить нас. Он больше других может ободрить нас, с ним я могу говорить обо всем“. Запись от 4 ноября: „… он приходит каждый день, и мы играем в безик, и всякий раз в его присутствии я действительно приободряюсь“.

Шарвашидзе бывал у императрицы „каждый вечер“. И порою замечаний о здоровье и настроении князя в дневнике Ее Величества больше, чем информации о собственных детях. 8 ноября Мария Федоровна пишет: „Сегодня завтракали втроем — Ксения ( дочь императрицы. — И. О.), я и Шервашидзе. Он был очень весел, находился в хорошем расположении духа“.

Князь, в свою очередь, тоже заботился об императрице. В письме от 20 ноября 1917 года, адресованном великому князю Николаю Михайловичу, он описывал жизнь царской Семьи в Крыму.

«Ваше Императорское Высочество! Мы, обитатели Ай-Тодора, находимся под наблюдением Вершинина, депутата Севастопольского исполнительного комитета морского подпоручика Жоржелиани и 17 матросов. Я познакомился с Вершининым и Жоржелиани (гуриец); они оба произвели на меня недурное впечатление. Первый представляет из себя тип добродушного, но темного утописта непереваренных социалистических теорий, а второй — сына „Картвелия страна“, который отлично понимает, что все чепуха и что здесь, к счастью, вся сила в нем…

Здоровье Ее Величества за последнее время совершенно поправилось. Она начала свои прогулки и ходит так быстро по здешней пересеченной местности, что я не могу за нею следовать. Ее Величество приводит нас всех в восторг тем достоинством, с которым себя держит. Ни одной жалобы на стеснительное, не снившееся Ей положение, в каком она пребывает, спокойное и приветливое выражение, одним словом, такая, какою всегда была. Какою была Она некогда в Москве, в светлый день Своего коронования, какою бывала в снегах Абастумана и на банкетах a la Buckingham Palais, такою же была и здесь 14 числа, когда мы с нескрываемым волнением поздравляли ее с днем рождения. Совершенно естественно и весело она выражала Свое удовольствие, что по случаю торжества к завтраку подали пирог, а к чаю — крендель и т. п. Такое Ее поведение немало подымает и наше расположение духа и помогает нам легче переносить тягости заключения и царящего уныния.

…мы живем в эпоху чрезвычайных неожиданностей и ежедневно приходится восклицать по-тифлисски: „Удивился, что случился“…»

То, что князь Шарвашидзе был лицом, особо приближенным к Марии Федоровне, знал весь Двор. Да и сама императрица не скрывала этого. В одном из писем сыну Николаю, находившемуся под арестом в Тобольске, она пишет 21 ноября 1917 года: «Кн. Шервашидзе недавно приехал, что очень приятно. Он всегда в духе, забавен, так рад быть здесь, отдохнуть после Питера, где было так ужасно…» И дальше Ее Величество продолжает обсуждать с сыном новости их Семьи: «…Я была так обрадована письмам Алексея и моих внучек, которые так мило пишут. Я их обеих благодарю и крепко целую. Мы всегда говорим о вас и думаем! Твоя старая мама»…

О расстреле Николая Второго и его семьи обитатели Ай-Тодора узнали из газет. Но не поверили сообщениям большевистской прессы, так как заранее были проинформированы о том, что все публикации не соответствуют действительности.

Казак Тимофей Ящик вспоминал: «Как-то раз ранней осенью во дворец приехали три германских офицера, долго разговаривавших о чем-то с гофмаршалом. Как только они отбыли, Долгорукий поднялся к императрице и доложил о состоявшемся разговоре. Немцы сообщили, что на следующий день в русских газетах появится сообщение, что царь, его жена и их пятеро детей убиты в Екатеринбурге. Но нам не следовало этому верить, поскольку немецкие офицеры уверяли, что вся царская семья спаслась бегством. Вскоре все в доме знали о визите и состоявшейся беседе. Когда я вскоре после того был вызван к императрице, то заметил, что настроение у нее было приподнятым, она выглядела радостнее, чем обычно.

На следующий день нам принесли газету, в которой описывалось убийство. Мы прочли статью с улыбками, поскольку знали, что все это было неправдой…»

Как спутник жизни Ее Императорского Величества князь был признан европейскими королевскими домами. Монархи Англии, Италии, Японии, Швеции, Дании наградили его высшими орденами своих государств. Георгий Шарвашидзе был обладателем Королевского Викторианского ордена, пожалованного королем Англии; ордена Данеброг от короля Дании; ордена Полярной звезды от короля Швеции, ордена Восходящего Солнца первой степени от короля Японии…