Игорь Оболенский - Романовы. Запретная любовь в мемуарах фрейлин

Распутин быстро превратился в одиозную фигуру поистине международного масштаба. В 1916 году, когда российская армия терпела поражение за поражением, немецкий генеральный штаб приказал разбрасывать над линией фронта карикатуры, на которых был изображен германский кайзер Вильгельм, опирающийся на немецкий народ, и император Николай Второй, опирающийся на… детородный орган Распутина. И солдаты, а вслед за ними и офицеры, все больше и больше верили, что развратный „старец“ на самом деле делит ложе с императрицей, в то время как государь, об этом тоже многие говорили, топит тоску на дне бутылки.

Великий князь Александр Михайлович, сын Наместника на Кавказе, у которого в свое время служил отец Андроникова, признавался: „Я…ненавидел Распутина. Я очень бы хотел, чтобы Государыня не брала за чистую монету того образа русского мужика, который ей был нарисован ее приближенными… И мы ломали себе голову над тем, как убедить Царя отдать распоряжение о высылке Распутина из столицы. „Вы же шурин и друг Государя“, — говорили мне очень многие, посещая меня на фронте, — отчего вы не переговорите об этом с Его Величеством?“ Отчего я не говорил с Государем? Я боролся с Никки из-за Распутина еще задолго до войны. Я знал, что если бы я снова попробовал говорить с Государем на эту тему, он внимательно выслушает меня и скажет: „Спасибо, Сандро, я очень ценю твои советы“. Затем Государь меня обнимет, и ровно ничего не произойдет. Пока Государыня была уверена, что присутствие Распутина исцеляло Наследника от его болезни, я не мог иметь на Государя ни малейшего влияния. Я был абсолютно бессилен чем-нибудь помочь и с отчаянияем это осознавал».

Первые попытки физически устранить Распутина предпринимались уже в 1914 году. Во время его отъезда в родное сибирское село Покровское на него было совершено покушение. Крестьянка Хиания Гусева нанесла «старцу» ножевое ранение. Но Распутин, находясь несколько дней между жизнью и смертью, выжил.

То неудачное покушение и стало началом тесного общения Андроникова и «старца» — князь чуть ли не ежедневно писал в Покровское, что очень нравилось Распутину.

«Когда Распутин вернулся, — записал в дневнике начальник Секретной охраны императора генерал Александр Спиридович, — Андроников сошелся с ним еще ближе. Он сумел понравиться Старцу. Тот стал приезжать к князю „есть уху“. Большая фотография Старца появилась в кабинете князя. Старец очень ценил ту массу сведений, которыми его засыпал Андроников. У Распутина князь познакомился с А. А. Вырубовой и сумел обворожить ее, расхваливая политическую мудрость Старца, его прозорливость и бескорыстную преданность Их Величествам. Этим знакомством был сделан большой шаг по направлению дворца и через Вырубову князь даже послал однажды письмо Царице с двумя иконами. Дружба князя с Распутиным и Вырубовой упрочивалась».

Дело дошло до того, что именно Андроников отправился вместе с Распутиным на «смотрины» очередной кандидатуры на пост премьер-министра. К этому времени именно сибирский мужик занимался подбором кадров на высшие должности империи. Царь, всецело занятый войной, фактически передал гражданское управление страной императрице, а та в выборе кадров доверялась только Распутину. Звездный час Андроникова пробил. От сплетен и интриг он мог наконец перейти к реальным делам.

Когда Распутин, понятия не имевший о расстановке сил в Петрограде и не знавший здесь ни одного имени, должен был назвать царице кандидатуру нового премьер-министра, он обратился за помощью к Андроникову. Тот называл имя Ивана Горемыкина, уже один раз занимавшего пост премьер-министра. Друзья вместе поехали к нему на квартиру. Говорил в основном Распутин. Андроников сидел молча и ловил на себе удивленные взгляды Горемыкина. 75-летний претендент на высшую чиновничью должность в стране понравился гостям, о чем было доложено императрице. Горемыкин получил назначение, а Андроников окончательно завоевал доверие «старца», находившегося в зените своего могущества.

Теперь князь наконец мог обратить внимание на министерство внутренних дел, с главой которого, как уже говорилось, у него были личные счеты. На эту должность Андроников наметил бывшего нижегородского губернатора Алексея Хвостова. А для того, чтобы окончательно укрепить позиции в самом важном ведомстве государства, в заместители министру Андроников подобрал своего давнего знакомого, бывшего директора Департамента полиции Степана Белецкого. Поскольку назначения теперь осуществлялись исключительно по рекомендации Распутина, то Андроникову оставалось лишь назвать нужные фамилии «старцу». Должности у Хвостова и Белецкого были фактически в кармане.

Провернуть операцию оставалось делом техники. «Белецкий благоговел перед княжеским титулом Андроникова, его светскостью, связями, знакомствами, — вспоминал генерал Александр Спиридович. — Он отлично понял всю заманчивость предложения и пошел на все условия. Главное было то, что он должен был работать рука об руку с Андрониковым… Андроников ловко подготовил почву у Вырубовой, выставляя Хвостова умнейшим и энергичнейшим правым человеком, который де имеет большой вес в Г. (Государственной. — Прим. И. О.) Думе и к тому же беспредельно любит Их Величества…

Хвостов и Белецкий ловко охранят друга царской семьи Распутина от всяких на него нападений. И от нападений в прессе, и от нападений в Г. Думе, и от террористов. Они оба понимают и ценят Григория Ефимовича. За последнее ручается сам князь Андроников, любовь которого к Старцу хорошо известна Анне Александровне (Вырубовой. — Примеч. И. О.). И Анне Александровне казалось, что лучшей комбинации и желать нечего».

После назначения Хвостова и Белецкого о возросшем влиянии князя Андроникова начинают говорить уже не только в России. Царский посол во Франции граф Игнатьев вспоминал, как к нему обращались иностранные коллеги с просьбой развеять их опасения о том, что Россией на самом деле правит не император Николай, а его жена, Распутин и «какой-то Андроников». Российскому дипломату, к сожалению, было нечего возразить…

Почему «старец», неплохо разбиравшийся в людях, так доверял грузинскому князю — загадка. Может, чувствовал в нем родственную душу. А может, определенную роль сыграла национальность Андроникова. По воспоминаниям личного секретаря Распутина Арона Симановича, Григорий Ефимович вообще симпатизировал кавказцам. И даже предательство жениха своей дочери не изменило его отношения к ним.

«После прихода домой он немедленно вызвал меня к себе и рассказал о случившемся, — восстанавливал личный секретарь Распутина события дня, когда произошла попытка покушения. — При этом он не был не только подавлен, но находился даже в хорошем расположении духа. Он даже подпрыгивал, как он это делал, когда был в радостном настроении, и сказал мне: