Тимоти Колтон - Ельцин

Склонность Ельцина к чрезмерному употреблению спиртного сильнее бросалась в глаза его российским соратникам. 22 апреля 1993 года, за три дня до национального референдума о доверии ему и его политике, Ельцин выступал на грандиозном митинге и рок-концерте на Васильевском спуске. Он был явно нетрезв, и Елена Боннэр отобрала у него микрофон [1148] Владимир Боксер, второе интервью с автором, 11 мая 2001; интервью Боннэр. . К счастью, Ельцин не любил пить в одиночку, что, возможно, избавляло его от худших проблем. Но, выпивая с товарищами в первой половине 1990-х годов, он чаще отдалялся от них, чем сближался. Иногда он погружался в молчание, но при этом продолжал внимательно наблюдать за собравшимися, и тогда кое-кто сравнивал его со «спящим крокодилом». На одной такой вечеринке один из членов Совета министров произнес непристойный тост. Ему сказали, что Ельцин этого не любит, но он ответил, что шеф не слышит. На следующее утро Ельцин издал указ об увольнении этого человека, который с тех пор больше не поднимался до столь высокой должности [1149] Андрей Козырев, второе интервью с автором, 18 сентября 2001. Козырев отказался назвать имя министра. .

В 1994 году пристрастие Ельцина к алкоголю из тайны, известной всем, превратилось в вопрос общественной значимости. 31 августа он находился в Берлине на церемонии, устроенной канцлером Колем в честь вывода последнего контингента российских войск с территории бывшей Восточной Германии. Выпивать Ельцин начал еще накануне, в отеле, вместе с министром обороны Павлом Грачевым. В день церемонии было очень жарко, но это не помешало ему продолжить. После обеда на площади перед берлинской ратушей в стиле ренессанс был устроен концерт духового оркестра местной полиции, исполнявшего марши. Ельцин отобрал у дирижера палочку и, согнувшись, несколько минут размахивал ей в воздухе, а музыканты вежливо продолжали играть. Потом Ельцин схватил микрофон и затянул не самую мелодичную версию русской песни «Калинка-малинка», завершив ее возгласом, после чего поднял вверх большой палец и послал хихикающей толпе воздушный поцелуй [1150] Эту сцену можно посмотреть на http://www.youtube.com/watch?v=LAr0MgGrwHA. .

Политические советники Ельцина, группа которых присутствовала на церемонии, задумались об отставке, но потом приняли другое решение. Костиков включил в обзор прессы, ежедневно подготавливаемый для президента, язвительные статьи о берлинской оплошности. Ельцин прочел и поморщился, но ничего не сказал. Затем советники попытались уговорить Коржакова поговорить с Ельциным. Тот отказался, сказав, что уже пытался урезонивать своего шефа в прошлом, но безуспешно, и предложил написать президенту письмо. Свердловчанин Виктор Илюшин, который работал с Ельциным с 1970-х годов, сперва выступил против, считая подобные действия бессмысленными. Сверхосторожного Илюшина удалось переубедить, и Костиков начал составлять коллективное письмо. Его подписали семь человек: Костиков; Илюшин, который отредактировал текст; Коржаков и его коллега по службе безопасности Михаил Барсуков; многострадальный шеф президентского протокола Владимир Шевченко; спичрайтер Людмила Пихоя и помощник Ельцина по международным вопросам Дмитрий Рюриков. 10 сентября Коржаков лично передал письмо Ельцину на борту президентского самолета, направлявшегося в Сочи. Ехидные журналисты прозвали этот документ «Письмом помощников к своему султану» — по аналогии с названием известной картины Ильи Репина. В письме выражалось негодование по поводу замкнутости президента, его самодовольства и «царских» манер, отвращения к планированию, из-за чего многие решения принимаются под влиянием «иррациональных факторов, случайности и даже капризов», разрыва с прошлыми и потенциальными союзниками. Авторы не приписывали все или большинство проблем Ельцина исключительно алкоголю. Но, несмотря на желание пощадить чувства президента, они ясно констатировали, что, по их мнению, алкогольная зависимость — «известное русское бытовое злоупотребление» — тянет его ко дну. Берлинский инцидент было «невозможно игнорировать и трудно исправить». Помощники обратились к Ельцину с просьбой «решительно пересмотреть отношение к собственному здоровью и вредным привычкам», «исключить неожиданные исчезновения и периоды восстановления» и найти способы отдыха, которые не подразумевали бы «спорта с последующим застольем». Ни один правитель России не получал подобного письма ни до, ни после него [1151] Это письмо приводится дословно в книге: Батурин Ю. и др. Эпоха. С. 521–523. Коржаков сообщает, что его подписал и министр обороны Павел Грачев, но все другие источники это опровергают. Помощники Ельцина Юрий Батурин и Георгий Сатаров принимали участие в подготовке письма, но не подписывали его, так как работали с президентом всего год. Речь идет о картине Репина «Запорожцы сочиняют письмо турецкому султану», написанной в 1891 году. .

Ельцин оскорбился и надулся. В течение нескольких недель он не здоровался с авторами письма, исключил некоторых из них из состава делегации, направлявшейся в Лондон и Вашингтон, а с Пихоя полгода не разговаривал. Костикова в ноябре отправили в почетную ссылку — российским послом в Ватикан. Прогуливаясь в сентябре по сочинскому пляжу, Ельцин обдумывал свое поведение. Он решил «восстанавливать силы» и ввести для себя ограничения [1152] Ельцин Б. Президентский марафон. С. 349. . Таким образом, можно сказать, что авторам письма все-таки удалось донести до него смысл своего послания, хотя инциденты, в том числе и за границей, не прекратились [1153] Во время визита в Британию в конце сентября, сразу после возвращения из Сочи, Ельцин провел вечер в Чекерс по приглашению Джона Мейджора. Они с премьер-министром посетили английский паб в деревне Грейт-Кимбл, при этом пришлось стучаться, чтобы им открыли (Ельцин сказал, что он — Президент России, на что хозяин ответил, что тогда он — кайзер Германии). Тем вечером уже в резиденции Ельцин «спустился явно пьяным и сразу же высказал неудовольствие тем, где его посадили за стол. Он взял свою карточку, стоявшую рядом с местом принцессы Александры, и переместился вместе с ней к Джону Мейджору. Весь вечер Ельцин дружелюбно, хотя и невнятно общался с премьером». Цит. по: Hastings M. Editor: An Inside Story of Newspapers. L.: Macmillan, 2002. Р. 205. .

От компанейских пирушек Ельцин перешел к безудержному пьянству, проливавшему бальзам на его уязвленное эго и в период невыносимой напряженности облегчавшему бремя, давившее на его плечи. Только в «Президентском марафоне» — третьей части его мемуаров, опубликованной уже после его отставки, — он смог признаться в том, что произошло: «В какой-то момент почувствовал, что алкоголь действительно средство, которое быстро снимает стресс». В Берлине Ельцин находился под влиянием эмоций момента и одновременно остро ощущал лежавший на нем колоссальный груз ответственности. «Тяжесть отступила после нескольких рюмок. И тогда, в этом состоянии легкости, можно было и оркестром дирижировать». В словах Ельцина чувствуется глубокая жалость к себе и обида на тех, кто раздул этот инцидент: «Если бы не пресловутый алкоголь — били бы за что-то другое. Нашли бы другую уязвимую точку» [1154] Ельцин Б. Президентский марафон. С. 348–350. .