Борис Голлер - Лермонтов и Пушкин. Две дуэли (сборник)

Тут единственное, пожалуй, место в воспоминаниях Трубецкого, которое заслуживает доверия. – В деталях, вроде появления пушкинской Лизы – есть правда. (У Пушкина он не бывал – но горничная Лиза знакома ему.) – Впоследствии, наверное, Дантес старался отмежеваться от данного им (может, продиктованного обстоятельствами) обещания… И все заглохло – до ноябрьской истории с анонимными письмами и первого вызова на дуэль. А сейчас уже всплыло, вероятно, по совету или по требованию Геккерна. – Это был его дипломатический ход. Он был человеком опытным и понимал, что дуэль его так называемого приемного сына – может поколебать не только офицерскую карьеру Дантеса – но и его собственное положение посланника Нидерландов в России. – Как, впрочем, и вышло в итоге. А причина столь легкого согласия Геккерна на брак Дантеса с Екатериной крылась также в их особых взаимоотношениях с его наперсником. (Об этом чуть дальше.) – Пусть брак был не самым выигрышным – пусть! Это была спасительная идея.

В том же письме, где речь идет о встрече с «известной дамой», есть деталь, очень важная для понимания происходящего:

«Еще новость: вчера вечером нашли, что наша манера общения друг с другом ставит всех в неловкое положение и не подобает барышням. Я пишу вам об этом, поскольку надеюсь, что ваше воображение примется за работу и к завтрашнему дню вы найдете план поведения, который всех удовлетворит; я же нижайше заявляю, что ничего в этом не смыслю и, следовательно, более чем когда-либо намерен поступать по-своему». Зачем он все это делает? Его ведь явно вынудили жениться. Все равно, тут не такая великая любовь, чтоб нельзя было удержаться от демонстрации ее на людях. Он дразнит общество? Или кого-то вполне определенного? Ее сестру? А через нее – ее мужа, Пушкина?.. Он ведь представляет себе – какова будет реакция Натальи Николаевны на его или их поведение? Что она не удержится – при муже…

Поведение Екатерины с Дантесом было провокационно – во всех смыслах по отношению к остальным персонажам драмы. Во-первых, Екатерина была с самого начала интриги агентом Дантеса в доме Пушкина и все сообщала ему. А он прикрывал ухаживанием за одной сестрой свои отношения к другой или с другой . Екатерина шла на это, ибо любила его. У нее вся эта история была единственным шансом завоевать место, какое она хотела завоевать. И раз он принимал ее «в самом невыигрышном неглиже» даже накануне свадьбы – их отношения давно были куда более близки, чем нам казалось. А там… «до конца» близки или «не до конца» – не нам судить, да нам и неинтересно.

Нас волнует лишь роковая ситуация: в одном доме две женщины, две сестры – любящие одного и того же человека, находящегося за пределами дома. Одна из сестер замужем. Одна любима, другая – нет, но нелюбимая выходит за этого человека замуж. И обе ревнуют своего избранника друг к другу. Вот истинный «фаталитет» Пушкина! Уже находясь под судом по делу о дуэли, Дантес будет писать председателю военно-судной комиссии полковнику Бреверну: «Со дня моей женитьбы каждый раз, когда он видел мою жену в обществе madam Пушкиной, он садился рядом с ней и на замечание относительно этого, которое она ему однажды сделала, ответил: „Это для того, чтобы видеть, каковы вы вместе и каковы у вас лица, когда вы разговариваете“» [97] Абрамович С. Л. Указ. соч. С. 322. .

Можно не верить Дантесу ни в чем, но фразу: «для того чтобы видеть, каковы у вас лица» он не придумал – нельзя было придумать! Это, без сомнения – фраза Пушкина, и это состояние Пушкина перед дуэлью. Даже идиллически настроенная Абрамович вынуждена признать: «Пушкину было мучительно видеть, что его жена испытывает ревность к сестре» [98] Последний год жизни Пушкина // Указ. изд. С. 418. . Не это ли – самое главное во всей истории?..

В другом письме Софьи Карамзиной:

«Натали опускает глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом зятя – это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин направляет на них обоих свой ревнивый лорнет, а, чтобы ни одной из них не оставаться без своей роли в драме, Александрина по всем правилам кокетничает с Пушкиным, который серьезно в нее влюблен и, если ревнует свою жену из принципа, то свояченицу из чувства…» [99] Там же. С. 378.

Письмо уже – от 27 января. «Пробили часы урочные…» День дуэли.

Про этот, якобы существовавший, параллельный роман упоминается и в воспоминаниях Трубецкого и в так называемых мемуарах Араповой – дочери Натальи Николаевны от второго брака.

Меж тем… Печальная связка троих – Натальи Николаевны, Екатерины и Дантеса – породила, в свой черед, четвертую составляющую: чудовищную сплетню о связи Пушкина с третьей сестрой – Александриной. Не берусь утверждать, что женатый Пушкин не мог позволить себе интриги на стороне. Наверное, мог – ну не в тот период, правда! – но… он никогда не позволил бы себе этого в своем доме . «Любовь к родному пепелищу // Любовь к отеческим гробам…» Чувство дома для Пушкина было равносильно этому чувству. А если такой скиталец, как он, вообще, женился – то потому, что ему нужен был дом .

Пушкинскую историю нельзя понять вне самого тщательного психологического анализа ситуации. И здесь нет мелких событий – и того, чем можно пренебречь.

Пулю в Александрину пустили в отместку – или в самооправдание, и явно потому, что она была единственная из трех сестер, кто был как-то на стороне Пушкина. Возможно, не совсем, но все же… Не исключено, что пуля была отлита тогда же, в собственном доме Пушкина, и что выпустил ее кто-то из сестер. Скорей всего, его собственная жена. А две ревности двух сестер – Натальи и Екатерины – взорвали дом Пушкина изнутри.

«Отелло не ревнив, Отелло доверчив!» – известная формула того, о ком идет речь. Он сам был доверчив, скорей, чем истинно ревнив. В сущности, столь любимый Набоковым Пушкин применил к своей жене «систему воспитания», схожую с той, какую применил после столь нелюбимый Набоковым и даже презираемый им Чернышевский. Последний много говорил своей невесте перед свадьбой о свободе в любви, в которую он верит, о женской эмансипации в браке и так далее. Чем это кончилось, все знают. Пушкин тоже проповедовал своей жене, что она должна иметь в свете успех. «Кокетничать позволяю, сколько душе угодно!» [100] Пушкин А. С. Указ. изд. Письма. Т. X. С. 370. Более того – он сам желал этого успеха. Но… «…я езжу по большим дорогам, живу по 3 месяца в степной глуши… – для чего? Для тебя, женка; чтоб ты была спокойна и блистала себе на здоровье, как прилично в твои лета и с твоей красотою. Побереги же и ты меня» [101] Пушкин А. С. Указ. изд. Письма. Т. X. С. 355. ; это «побереги» грустно мелькает там и сям в его письмах. «Я не ревнив, да и знаю, что ты во все тяжкие не пустишься; но ты знаешь, как я не люблю все, что пахнет московской барышнею, все, что не comme il faut, все что vulgar…» Увы, эти условия не были соблюдены. «Что ты во все тяжкие не пустишься…» [102] Там же. С. 353–354. – такова была надежда. Для Пушкина в Красоте была Поэзия, и он мечтал всю свою жизнь уравновесить в мире Поэзию и Красоту. Он желал, чтоб они были равнозначны и чтоб Поэзия была тождественна и равносильна Красоте. В этом было его тщеславие – в том числе чисто мужское. – Иначе… он вряд ли женился б на Наталье Николаевне.