Юрий Остапенко - Великий Яковлев. «Цель жизни» гениального авиаконструктора

Да, 16 марта 1946 года Яковлев возглавил делегацию, отправлявшуюся в Германию, целью которой было изучение дел с производством там реактивных самолетов.

Знакомство на месте с постановкой работ по реактивной тематике высветило совсем другую картину, чем та, которая рисовалась в Москве. Немцы не просто обогнали всех в этом направлении, но они просто совершили скачок, который трудно было предположить в стране, ведущей тяжелую войну на два фронта.

Факты, которые выписал в свою рабочую тетрадь Яковлев, поражали его. С изумлением он узнал, что свои первые полеты реактивные истребители фирмы «Хейнкель» совершили еще до войны: «Хейнкель-178» в августе 1938 года (о нем немцы даже не заикнулись в период довоенной «дружбы»), а Хе-280 (с теми же моторами) – 5 апреля 1941 года. Знаменитый Ме-262 взлетел в небо 18 июля 1942 года. Именно он стал первым в мире серийным самолетом с реактивными двигателями. Да, это была настоящая серия: до конца войны было выпущено 1433 самолета и 6424 двигателя Юмо-004 к ним. В 1943 году начал испытания реактивный бомбардировщик «Арадо-234», а его модификация «Арадо-234С» была уже четырехдвигательной машиной. Таких практически неуязвимых бомбардировщиков, летавших на высоте 11,5 км со скоростью 750 км/час, было сделано 214 единиц. В декабре 1944 года, когда Германию уже бомбили и советские, и союзные войска, на государственные испытания вышел одномоторный «Хейнкель-162». Был еще и аналог советского БИ-1 – Ме-163, который прошел испытания и был запущен в серию.

Кроме того, немцы сделали поистине рывок в будущее: они построили и наладили массовое производство крылатых ракет, известных у нас как Фау-1. Их было сделано и выпущено на объекты на Британских островах 11 300 штук. Но самым потрясающим объектом для изучения победителями была баллистическая ракета (это в 1942 году-то!) Фау-2. 10 800 таких ракет было выпущено по целям в Англии.

Выписав все это в секретную тетрадь (пронумерованные страницы, скрепленные сургучом, на ночь – в первый отдел), Яковлев глубоко задумался. Впервые его посетила крамольная мысль, что разговоры о том, что нам, Советскому Союзу, то есть, не хватило для полной подготовки к войне двух-трех лет, полная ерунда. Но это было аксиомой, на этом стояла вся история только что отгремевшей войны. За два-три года сумели бы мы построить реактивные самолеты – задал вопрос себе Александр Сергеевич? Вряд ли. Точнее, надо ответить отрицательно. И ракеты тоже не успели бы. А если бы Гитлер имел в запасе два-три года мира, что он успел бы сделать? Ведь успехи немецких конструкторов не ограничивались авиацией. А управляемые планирующие авиабомбы, а радиоуправляемые зенитные ракеты… А ведь немцы были близки и разгадке тайн атома. Гитлер и атомная бомба! Яковлев поежился и вызвал секретчика и сдал ему исписанную тетрадь…

В Москву Яковлев вернулся полным решимости к свершению великих дел. Если не он, тогда кто?

Буквально через несколько дней Яковлев был вызван к Сталину, и тот потребовал подробного отчета. Те факты, которые изложил Яковлев, видимо, тоже произвели на вождя гнетущее впечатление. Первый полет реактивного самолета – еще до нападения Гитлера на СССР, баллистическая ракета, уходящая в космические выси.

Выслушав все, Сталин молча отпустил заместителя наркома. Это был плохой признак. И косвенным отголоском этого стало постановление Совета Министров СССР за подписью Сталина, в котором говорилось: «Обязать тт. Берию Л.П. и Маленкова Г.М. вмешаться в дело авиационной комиссии т. Яковлева с тем, чтобы по возможности ускорить работу комиссии и выработать предложения».

Вскоре после этого в теплый апрельский день 1946 года после совещания в Кремле Яковлев вместе с конструктором авиационных двигателей А.А. Микулиным вышел из Боровицких ворот Кремля, и они, не сговариваясь, пошли к наркомату на Уланский пешком.

Боже, как давно не ходил по родному городу Яковлев! Снег из центра Москвы весь вывезли, пахло весной, теплом, покоем.

Александр Александрович Микулин, сняв с лысой головы шапку, вдруг с каким-то озорством воскликнул:

– Александр Сергеевич, вы чувствуете, что пахнет весной, теплом и победой?

Яковлев даже вздрогнул от такого созвучия мыслей. Десять минут назад они вели жаркий спор о неведомых самолетах (странное дело, едва ли не впервые у Сталина шла речь не о графике выпуска боевых машин, а о перспективе, в которую так трудно было вглядываться именно после каждодневных рапортов о графике).

Моторист Александр Александрович Микулин был в числе тех, кто входил в круг лиц, которым Сталин доверял, с кем постоянно советовался, кого поддерживал. Авторитет Микулина зиждился на его безусловном таланте, воплотившемся в прекрасных моторах, которые в довоенные годы несли рекордные самолеты через полюс и в войну составляли основу моторного парка бомбардировочной авиации. Сегодня гонора у Микулина явно поубавилось. Сталин впрямую спросил, когда наши мотористы, и лично он, Микулин, дадут новые двигатели для новой авиации? Для реактивной авиации.

Обычно самоуверенный и напористый Микулин был тише травы. Если и был у него какой-то задел, то он предпочел промолчать, ограничиваясь словами типа, что работаем, прорабатываем, разрабатываем и т. д.

После разговоров про весну, про тепло и покой Яковлев перешел к делу:

– Александр Александрович, когда будут у нас эти самые моторы?

– Александр Сергеевич! Вам ли мне рассказывать, чем мы занимались эти треклятые годы? «Давай-давай!» Его величество план. Их преподобие дефекты. Его преосвященство ресурс. Головы поднять времени не было. А творчество не терпит суеты! Работать на перспективу, в общем-то, задача ЦИАМ, а вот они, кажется, проблему, действительно, прохлопали. А вам скажу честно, чтобы вы иллюзий не строили, – от нас вы двигатели получите не раньше, чем годика через полтора. Это при условии, если что-то реальное получим в виде трофеев или в порядке помощи от союзников. Но, учтите, я вам ничего не говорил, а то, что вы слышали, это вам птички в Александровском саду нащебетали.

А Александровский сад жил уже в режиме мирного времени. Давно забытые дворники сгребали снег, милиционеры в новой форме стояли на перекрестке аллей, возле лавочек мамаши с колясками тоже слушали щебетанье каких-то птичек.

– Какие птички мне это нащебетали, Александр Александрович? – перевел разговор в шутливую тональность Яковлев.

– Дятлы. Из тех, у которых голова не болит, несмотря на то, что они целый день по стволу стучат этой самой головой. Мне думалось, что вот закончим войну, какой-то передых будет, спину разогнем, посмотрим на мир вокруг, на женщин красивых (когда они успели нарожать детей – Микулин сделал жест в сторону колясок), ан нет, не получится. И не знаю, как у дятлов, а у нас голова будет сильно болеть. Если не с нуля, то с очень низкого уровня мы начинаем гонку в погоне за скоростью звука.