Юрий Остапенко - Великий Яковлев. «Цель жизни» гениального авиаконструктора

У истории с разрушением и восстановлением саратовского завода есть продолжение. Уже упоминавшийся директор завода И.С. Левин в 1944 году выезжал на фронт по делам, связанным с выпускаемыми самолетами. Командующий фронтом генерал Ф.И. Толбухин, узнав, что в расположении его войск находится директор завода, велел срочно доставить его к себе. Оказалось, что в штабе идет допрос пленного немецкого летчика бомбардировочной авиации. Выяснилось, что он был одним из тех, кто бомбил завод в те июньские дни и был награжден лично фюрером Железным крестом. Немцу, однако, сказали, что не исключено, что его сбил летчик самолета Як-1, выпущенного с разбомбленного завода. Когда ему представили Левина, то он замотал головой, говоря, что «директор, может быть, и есть, но завода нет. Нет завода. Мы его полностью уничтожили. Мы его превратили в груды пепла и щебня».

Его разум не в состоянии был оценить произошедшее. Чтобы разбомбленный завод выпускал продукцию? Нет! Нет! И еще раз, нет! С допроса он ушел, преисполненный уверенностью, что русские водят его за нос .

С большим уважением А.С. Яковлев, как и, впрочем, все авиационные конструкторы самолетов, моторов и других изделий, относились к людям, которые организовывали деятельность предприятий, выпускавших боевую технику – авиационных сборочных заводов. Вспомним хотя бы некоторых. М.М. Жезлов, М.Б. Шенкман, К.Д. Кузнецов, В.Т. Третьяков, В.Я. Литвинов, М.М. Лукин, И.С. Левин, В.Н. Лисицын, В.Е. Саладзе, А.И. Привалов, Н.С. Новиков и многие другие, которые, подобно атлантам, держали на своих плечах производство боевых самолетов, моторов, вооружения, приборного хозяйства, весь авиапром.

Новосибирск: завод… КБ… Сиб НИА.

Кратковременная командировка.

Неожиданная и такая ненужная встреча. Яковлев даже приостановился.

Его нельзя было не узнать. Черные глаза южанина, непокорная шевелюра, какая-то особая (гордая, отметил про себя Яковлев) посадка большой головы.

«Это же Бартини, – мелькнула тревожная мысль. – Наверное, надо подойти».

Наверное, что-то подобное пронеслось и в голове у Бартини.

«Это же Яковлев, новый заместитель наркома. Подойдет к врагу народа или нет?»

После секундного замешательства Яковлев изобразил на лице приятную улыбку и, протянув руки для приветствия, направился к Бартини:

– Роберт Людвигович! Рад видеть вас в добром здравии!

– И я рад, Александр Сергеевич.

В большой комнате, где за столами сгрудились эвакуированные сотрудники ЦАГИ (они впоследствии составят костяк СибНИА) царило глубокое молчание. И, нарушая его, Яковлев после нескольких малозначащих фраз произнес:

– Роберт Людвигович, был бы рад, если бы вы зашли сегодня вечером на завод, в директорский кабинет. Я там обосновался. Это можно?

Бартини усмехнулся:

– Думаю, что можно.

– Можно-можно, – закивал головой директор завода В.Н. Лисицын, который сопровождал заместителя наркома.

Уже за дверями комнаты к Яковлеву подошел начальник режима и великодушно, словно делая подарок высокому гостю, сказал:

– Они у нас почти все расконвоированные. Да и какие они враги народа, тут все понимают, что к чему. Так что мы доставим вам этого самого Бартини.

Рад или не рад был Яковлев этой нежданной встрече? Конечно же, он знал о той беде, которая свалилась на авиапром в конце тридцатых годов, когда в одночасье в разряд врагов, вредителей, шпионов, троцкистов и двурушников попали десятки, если не сотни конструкторов, инженеров, ученых, специалистов самых разных направлений, которые были славой и гордостью отечественной авиации. В Омске сейчас вместе со своим коллективом заключенных трудится на 166-м заводе А.Н. Туполев, делает пикировщик Ту-2. Там же в Омске В.М. Мясищев работает над дальним бомбардировщиком. В Казани В.М. Петляков клепает свою «пешку». Талантливейший Бартини, сделавший дальний бомбардировщик ДБ-240, вот он, в Новосибирске отбывает свой срок; главный конструктор А.И. Путилов тоже где-то сидит. И конструктор дизельных двигателей А.Д. Чаромский. Где-то тоже в шарашке работает Б.С. Стечкин. И десятки, десятки тех людей, которых он знал в «той» жизни и которые напрочь исчезли из нее, словно их и не было.

И вот нежданно из глубин «той» жизни вынырнул Роберт Людвигович Бартини.

О нем в тридцатых в Москве ходили легенды. Сын какого-то важного сановника Итальянского королевства «заболел» в юности революцией, примкнул к боевым отрядам коммунистов, был объявлен врагом Италии, и поэтому ему пришлось бежать в Советский Союз. Здесь он быстро выдвинулся в число ведущих авиаконструкторов, создал свое КБ, строил гидросамолеты, потом делал что-то для Аэрофлота, а перед самым арестом создал дальний бомбардировщик ДБ-240. Трудно представить себе, с каким чувством он узнает про то, что этот его самолет только уже под индексом Ер-2 летает на бомбежку Берлина. Был врагом Италии, теперь снова попал в разряд врагов уже на новой родине, которая вот так неласково с ним обошлась.

Вечером Яковлев попросил накрыть ему в комнатушке для отдыха за кабинетом небольшой стол к приходу Бартини, а сам с некоторым беспокойством думал о предстоящей встрече. Ситуация складывалась несколько щекотливая. По выработанной им необходимой в советское время осторожности Александр Сергеевич избегал не только встреч с людьми, заподозренными в нелояльности к строю, но и разговоров о них. Впрочем, делать это было несложно, поскольку арестованные обычно уходили в небытие (возвращаться стали только после 1956 года, да и то не все), а говорить о том, справедливо или несправедливо арестован тот или иной человек, опасались все. «Раз забрали, было за что. Органы не ошибаются, а будешь высовываться, сам загремишь по 58-й». От этих самых Органов не был застрахован никто. Уж на что Николай Иванович Ежов был любимцем Сталина, каналы для него рыл, лагерями обустроил тундру, а и его самого ликвидировали. Да чего там далеко ходить – Михаил Моисеевич Каганович, бывший нарком авиапромышленности какими, делами заправлял, всей оборонной промышленностью руководил, и где он теперь?

Раскрылась дверь и, придерживая створки, Лисицын пропустил вперед себя гостя, которого он никак не ожидал принимать в своем кабинете. Тут только до Яковлева дошло, что невольно он подставил под удар и директора завода: если дело обернется плохим концом, то и ему несдобровать, причем директор-то погорит ни за что. Но следом за Бартини вошел и начальник режима, и все стало на свои места, теперь встреча проходила под присмотром Органов, и могло именоваться теперь «мероприятием».

Начальник режима (фамилию его Яковлев не запамятовал, а просто не знал) достал откуда-то бутылку коньяка, быстро разлил теплую жидкость по стаканам и со словами: «Ну, будем!» выпил до дна. Остальные только пригубили целебный напиток.