Майя Бессараб - Страницы жизни Ландау

Но врачи узнали, что в Лондоне и Праге есть препарат, который иногда спасает больных с тяжёлыми травмами. Правда, точно не было известно, как он называется.

Об этом препарате сообщили академику Капице, и Пётр Леонидович незамедлительно послал телеграммы физикам: англичанину Блеккету, французу Бикару и датчанину Огэ Бору, сыну Нильса Бора, которого Капица побоялся извещать об аварии.

Однако ответил Нильс Бор, он прислал лекарство на следующий день, но, к сожалению, не то, что нужно.

Бикар не нашёл в Париже требуемого лекарства и позвонил в Прагу. У телефона Немец. Он сразу же бросается разыскивать Шорма. Шорм отправляет лекарство.

Первой пришла посылка из Англии. Патрика Блеккета, старого приятеля Капицы по Кембриджу, не было в Лондоне, но содержание телеграммы было таково, что её немедленно передали другому известному английскому физику Кокрофту. Сэр Джон Дуглас Кокрофт принялся отыскивать необходимое лекарство, не теряя ни минуты. Ему помогал друг и издатель Дау Максвелл. Лекарство они достали, но опаздывали к рейсовому самолёту Лондон–Москва и позвонили на аэродром. Когда в аэропорту узнали, что речь идёт о доставке медикаментов для тяжело раненого, самолёт был задержан на целый час.

Сэр Кокрофт вручил летчику пакет с лаконичной надписью: «Для Ландау», и через несколько минут самолёт поднялся в воздух. В это время в Шереметьевском аэропорту его уже ждал дежурный физик.

Неизвестно, сколько времени прошло с той минуты, когда дружеские руки на английской земле вручили русскому лётчику заветную посылку. Одно можно сказать с полной ответственностью: быстрее нельзя было действовать.

И когда Сергей Николаевич Фёдоров получил драгоценную ампулу, он сказал только два слова:

– Молодцы англичане!

На четвёртый день Кору положили в больницу. Игорь, худой, долговязый, болезненно застенчивый мальчик, боялся подойти к висевшему в институте бюллетеню «Состояние здоровья Льва Давидовича», хотя он в тот год работал в лаборатории института и каждый день не меньше четырёх раз проходил по вестибюлю.

Ему передавали далеко не всё, что сообщали из больницы. Впоследствии выяснилось, что можно было не скрывать от него правду: Ландау-младший сделал какое-то приспособление, и все телефонные разговоры с больницей слушал через телевизор, стоящий в другой комнате.

Ландау был на искусственном дыхании сорок дней. Человек, к которому подключили «Энгстрем», не похож на обыкновенного больного. В солнечной палате тихо. Только тяжело ухает дыхательная машина, да сестра неслышными шагами то и дело подходит к больному. Он не засыпает, не просыпается, он ещё — между жизнью и смертью: ни сознания, ни дыхания, кормят его через зонд. Врачи-диетологи разработали меню, включающее всё необходимое: от измельчённых в порошок ржаных сухарей до протёртой зернистой икры.

Приготовлением еды в течение двух месяцев занимался друг Дау Александр Иосифович Шальников и его жена Ольга Григорьевна. Вставали они в шесть утра, стерилизовали посуду, варили бульон, протирали варёное мясо, рыбу, овощи, готовили каши, соки и кисели, чтобы в 9.30 еда поступала в больницу.

Само кормление было тоже нелёгким делом. Занималась им медсестра Вера Николаевна Оболеева. В эти дни смертельно уставали и врачи, и сёстры, а у Веры Николаевны хватало сил орудовать неподатливым шприцем, поправлять подушки, поворачивать Дау. Говорила она тихим, грудным голосом, умела, как никто, успокоить больного.

В начале февраля одна сестра как-то сказала другой:

– У Дау сегодня хорошее настроение.

Но для того, кто увидел бы его в эти дни впервые, эти слова звучали бы невероятно. Правда, исчез безжизненный, тёмно-жёлтый цвет лица, и голова больного уже не казалась высохшей. Но рот всё время был раскрыт, он быстро глотал слюну и был похож на маленького спящего ребёнка. В его облике было что-то детское и вместе с тем — скорбное. Первые полтора месяца страшнее всего был его невидящий взгляд. Можно было стоять на траектории этого взгляда, но тогда становилось жутко: больной ничего не замечал, смотрел сквозь тебя.

Ночь. Дежурная сестра не сводит с больного глаз. Она успокаивает его, когда он начинает нервничать. Больной часто видит перед собой то одну, то другую сестру. Теперь, когда он к ним привык, он уже не озирается по сторонам с каким-то ужасом.

Через полтора месяца после катастрофы врачи сказали, что жизнь больного спасена. Но он всё ещё был без сознания, если не считать то добрых, то хмурых взглядов.

Впервые у Дау заметили осмысленный взгляд 22 февраля. Это были уже совсем другие глаза, они не были неподвижно-стеклянными, они видели. Ему тихо сказали, что он выздоравливает, что всё страшное позади, он слушал, не сводя с говорившего глаз и, главное, кончали говорить — он кончал слушать. Ни разу он не отвёл взгляда раньше, чем была закончена фраза.

Но прошло ещё долгих шесть недель, прежде чем больной сказал первое слово. Это был трудный период: порой просыпалось сознание, и в глазах таилась мысль, но он не издавал ни звука. Время шло. Надо было что-то срочно предпринимать. Президент Академии наук СССР М. В. Келдыш, академики П. Л. Капица и Л. А. Арцимович настояли на созыве расширенного международного консилиума.

К чести зарубежных учёных, надо сказать, что они сразу же откликнулись на приглашение. На международный консилиум были приглашены лучшие в мире специалисты: Зденек Кунц, Мари Гарсен, Жерар Гийо, Уайдлер Пенфильд.

Первыми прибыли французы. Они прочли историю болезни, изучили рентгеновские снимки, осмотрели Ландау и признались, что никогда не видели человека с такими травмами:

– Мы впервые в нашей практике наблюдаем такого больного. Непонятно, как он мог выжить, получив столь тяжёлые травмы. До сих пор больные с такими повреждениями умирали. Вероятно поэтому многие симптомы кажутся необычными. Мы удивляемся упорству, мужеству и мастерству наших русских коллег, которые протащили этого больного живым через смерть.

Французские учёные высказались против операции. Ландау будет здоров и без операции мозга.

Особенно запомнился день 27 февраля 1962 года. 195-я палата, где лежит Дау, залита солнцем. К постели больного подходит его жена Кора.

– Ты меня узнаёшь? — спрашивает она.

Дау в ответ кивает.

Что тут началось! Кора заплакала, сестра бросилась её обнимать.

– Ты меня узнаёшь?

Он снова кивает. Медсестра Вера Николаевна почувствовала, что на радостях можно навредить больному.

– Не надо его утомлять. Лучше подождите в зале. Скоро консилиум, а он выдохнется.

Была половина одиннадцатого. В 11.15 Сергей Капица привёз знаменитого канадского нейрохирурга Уайдлера Пенфильда.