Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Нет ни малейших сомнений в том, что к 1992 году он фальсифицировал целые портфели акций, опционов и облигаций. Под занавес его аферы в число обманутых, одураченных клиентов входили гигантские институциональные инвесторы всего мира – от испанского Banco Santander до правительства ОАЭ, от хедж-фондов Каймановых островов до частных банков Швейцарии. Масштабы его мошенничества беспрецедентны. Полагают, что на день ареста он распоряжался капиталом примерно в 64,8 млрд долларов. Если бы он в действительности располагал такими деньгами, его следовало бы признать крупнейшим в мире инвестиционным менеджером, чья организация была в полтора раза крупнее банковского гиганта JPMorgan Chase, вдвое больше Goldman Sachs и втрое больше, чем все фонды, организованные легендарным глобальным инвестором Джорджем Соросом.

Но он располагал лишь малой толикой этих денег. В масштабах, затмевающих все известные в истории финансовые пирамиды, он фальсифицировал буквально все – от отчетов о состоянии клиентских счетов до обязательной отчетности регуляторам рынка.

«К 1998 году я осознал, что из этого уже не выпутаться, – сказал он в одном из тюремных интервью. – Именно тогда я признался себе, что рано или поздно моя голова окажется на плахе».

Отчего же он не сбежал с оставшимися миллионами и не нашел убежище за пределами досягаемости американской юстиции, когда стало ясно, что ему уже не выбраться из этой ямы? «За столько лет я много чего мог бы предпринять [для побега], но не предпринял, – говорил он в августе. – У меня и в мыслях не было удрать и спрятать деньги… мне это и на ум не приходило».

Он не сбежал, нет, он продолжал усердно культивировать доверие и репутацию – питательную среду его все разраставшейся аферы, то есть жил жизнью, которая, по его собственному определению, давно превратилась в фарс, прикрытый мнимой честностью и респектабельностью.

Конечно, многое в Мэдоффе навсегда останется загадкой. В последующие месяцы и годы у государственных следователей могут появиться новые свидетельства, которые подтвердят или опровергнут кое-что из того, что сегодня кажется наиболее вероятным. Да и к воспоминаниям Мэдоффа, как и к его версии собственных преступлений, всегда следует относиться крайне скептически – ведь он одинаково изящно говорит и правду, и ложь, и граница между правдой и ложью раз от раза смещается. С этой оговоркой настоящая книга предложит вниманию читателей карту темных путей-дорожек, которыми долго ходил Мэдофф, пока в конце концов не пришел к краху, и прольет свет на то, что и сегодня еще остается за пределами этой карты.

Возвести крупнейшую в истории финансовую пирамиду Мэдоффу позволила нынешняя Уолл-стрит, которую он же сам и помогал строить. Мэдофф играл видную роль в формировании современного фондового рынка, от компьютеризованных торгов NASDAQ до таинственного мира хедж-фондов и повального увлечения опасными играми с деривативами. Он умел распознавать тренды, оценивать возможности, он был одним из авторов пособия для инспекторов службы финансового регулирования и приложил руку к тому, что в финансовой системе возникли слабые места, с которыми мы вынуждены мириться по сей день. И он был плоть от плоти того мира, который сам помог сотворить, – мира, алчущего прибыли без риска, нетерпимого к надзору и контролю, самонадеянно рассчитывающего исключительно на успех, прискорбно беспомощного в предвидении неблагоприятных перемен и эгоистично равнодушного к ущербу, если он касается других.

Если бы жизнь Мэдоффа не была так тесно сплетена с историей Уолл-стрит, ему вряд ли удалось бы проворачивать свою аферу на протяжении стольких лет. Чтобы понять скандал с Мэдоффом, нужно понимать изменчивую форму рынка, в создании которого он принимал непосредственное участие, того самого рынка, который чем дальше, тем больше влияет на наше личное финансовое благополучие, становясь в то же время все менее доступным для понимания большинства из нас. Мэдофф на зависть бойко владел новым языком рынка, тогда как мы все только мечтали его выучить или притворялись, что уже его знаем. В странном новом месте, где ему, казалось, было тепло и уютно, нам холодно и тревожно.

Он готов поставить точку, готов позволить своей гигантской афере рухнуть.

Несмотря на всю его показную уверенность и невозмутимость перед растущим смятением рынка, инвесторы покидают его. Руководители испанских банков, нагрянувшие с визитом на День благодарения, в конце ноября, по-прежнему хотят изъять деньги. Так же, как итальянцы, возглавляющие лондонские фонды Kingate, и управляющие гибралтарским фондом, и голландские начальники фонда на Кайманах, и даже Соня Кон из Вены, одна из тех, на кого он всегда мог положиться. В общей сложности более полутора миллиардов вынь да положь, а ведь это только ничтожная часть всех «донорских» фондов. Прибавьте сюда постоянный отток средств Fairfield Greenwich Group – 980 млн долларов за ноябрь, а теперь еще 580 млн за декабрь.

Если выписать чек на декабрьские возвраты, он будет возвращен как не имеющий покрытия, попросту говоря – фиктивный.

Ему негде занять денег, чтобы покрыть эти изъятия. Банки теперь никому не дают займов и уж точно ничего не дадут такому, как он, среднему оптовому игроку. Доверчивым инвесторам его брокерская фирма может по-прежнему казаться внушительной, но сегодня нервные банкиры и задерганные сотрудники регулирующих и надзорных структур определенно не считают Bernard L. Madoff Investment Securities фирмой «слишком крупной, чтобы потерпеть крах».

На прошлой неделе он звонил адвокату Айку Соркину. Пожалуй, даже такой классный юрист, как Соркин, мало чем сумеет помочь на этом этапе, но адвокат ему явно понадобится. Встречу он назначил на 11.30 пятницы, 12 декабря. Он пока не уверен, что предпринять в первую очередь и когда лучше начать действовать, но до пятницы еще есть время с этим разобраться.

Понедельник, ветреный, холодный день. В своем офисе на девятнадцатом этаже Берни Мэдофф механически начинает работу. Вокруг все до нелепого безмятежно. Черный лак мебели элегантно поблескивает на фоне серебристых ковров и сероватых, тоном темнее, стен, в центре помещения эффектно возвышается лестница. Его фирма занимает восемнадцатый и девятнадцатый этажи «Помады» – характерно закругленной, точь-в-точь как губная помада в тюбике, башни на углу Третьей авеню и Восточной Пятьдесят третьей улицы. Запертые двери семнадцатого этажа скрывают скопление скучных тесных контор (их тоже арендует Мэдофф), связанных с остальной фирмой только лифтами и пожарными лестницами. Именно здесь, вдалеке от залитого светом кабинета Мэдоффа, незримо, но неумолимо разваливается его обман.