Катрин Шанель - Величие и печаль мадемуазель Коко

Вендор стал частым гостем в Рокебрюне. Это местечко располагало к себе: отличная пристань для яхты, потрясающий вид с виллы, достойные соседи — лорд Бивербрук и лорд Ротерман, владелец газет «Дейли экспресс», «Санди экспресс», «Дейли мейл», «Ивнинг ньюс». Тут можно чувствовать себя свободно вдали от посторонних глаз: Шанель даже слугам наказывала как можно реже попадаться на глаза. Рыбалка, шахматы, идиллические прогулки по оливковой роще… Герцог писал акварелью виды Рокебрюна, а Шанель, встав на цыпочки, тянулась заглянуть ему через плечо. Что за идиллия! Но порой этой экстравагантной парочке наскучивало уединение, они вскакивали в автомобиль и мчались в Монако, словно их по пятам преследовали черти. Там в казино они проигрывали огромные суммы в баккара и рулетку, и возвращались на рассвете, опустошенные, довольные.

Между ними все так же было не все гладко. О, конечно, в «Ла Паузе» атмосфера была привольней, чем в Итон-Холле. Но именно здесь противоречия между ними стали более явными. Чаще, чем звуки поцелуев и любовное воркование, слышались ссоры, и пару раз, как мне показалось, прозвучала и пощечина.

— Между вами не все гладко? — Я нарушила когда-то данное себе обещание не вмешиваться в личную жизнь матери и немедленно поплатилась за это.

— Ты полагаешь, это твое дело? — холодно спросила она.

Она была не в духе — накануне Вендор отчалил, и тут же досужие сплетники донесли до нее слушок насчет какого-то интимного ужина в Монако. Все же Шанель сделала над собой усилие.

— Наши отношения длятся уже пять лет. Мы перешли Рубикон. Мы должны пожениться или расстаться. В этом все дело.

— Это возможно? Ваша свадьба? — удивилась я.

— А почему нет? — снова ощетинилась Шанель.

Я подумала. Нет, препятствий к этому браку не было. Герцог Виндзорский мог жениться, на ком ему было угодно, махнув рукой на правила уходящего уже времени. Было бы желание! Но если было и желание, и возможность, тогда что мешало им?

Ответ был очевиден, менее наивная и более искушенная в жизни девушка могла бы догадаться сама. Увы, мне, чтобы получить весь объем информации, пришлось прибегнуть к недостойному поступку. Я подслушала. Но я не хотела этого делать, и только нежелание обнаружить свое присутствие заставляло меня слушать дальше.

— Ты же знаешь, darling, мне нужен наследник, — нежно выговаривал матери герцог. — Ты прекрасна, весела, ты внушаешь мне жизнелюбие, но время летит быстро, старость не за горами. Кому я передам свое имя и состояние? У меня есть две дочери, которые отдадут мои деньги чужому человеку взамен на его имя. Сомнительная сделка!

Я застыла от ужаса на скамье под оливой, где до сумерек просидела со свежим «Вестником психиатрии» в руках. Вечер был знойный, но теперь я почувствовала, что озябла.

— …если бы несчастный мальчик не умер от приступа аппендицита… Его смерть оставила зияющую дыру в моей душе. Я не могу спокойно смотреть на детей, любой крестьянин, одаренный многочисленным потомством, счастливее меня. Подари мне сына, мадемуазель Габриэль, и я буду всю жизнь у твоих ног.

Я знала, что герцог просит невозможного. Она потеряла ребенка от Боя, и вердикт врачей был неутешительным. Шанель больше никогда не почувствует себя матерью. Все кончено. Она знала это наверняка, значит, обманула его.

— Надежду, хотя бы тень надежды… Ты ведь не была невинной институткой, когда я встретил тебя. В твоем прошлом были… эпизоды? Поверь, мне нужно об этом знать.

Мои ноги ушли глубоко в землю. Из ключиц прорастали ветви. В кроне пел соловей. Сейчас Шанель скажет, что я — ее дочь. Живая, несомненная, лучшее доказательство ее женской состоятельности.

— Да. У меня был… эпизод. Но его отец погиб, когда я была на четвертом месяце. Из-за потрясения я потеряла ребенка.

Соловей улетел. Оливки засохли. Гусеницы съели листву, кроты подточили корни. Из меня получилось плохое, чахлое дерево.

— Я не знаю, что предпринять. Ты украшаешь мою жизнь, открываешь для меня заново мир, ты существо одного со мной порядка. Но есть долг, которому я обязан подчиниться.

Он молчал. И Шанель молчала тоже. Она предала меня снова. Потому что признание могло выдать ее возраст? Или она привыкла не считать меня своей дочерью?

Они уходили, их тихие голоса удалялись. Совсем стемнело. Я наконец почувствовала духоту и увидела всполохи зарниц над морем. Море было совершенно черное, бурное. Приближалась гроза. Рванул шквалистый ветер, и я поспешила в дом, где прислуга срочно запирала все окна.

Быть может, это была самая странная ночь в моей жизни. Мать пришла в мою комнату, хотя я не кричала, не рыдала и даже не особенно хотела ее видеть. Я читала и удивилась ее приходу. Похожая на мальчика-школьника в своей простой белой пижаме, она влезла ко мне на кровать. За окном бушевала непогода, стонали оливы под ураганным ветром и дождь стучался в окна.

— Мне нужно поговорить с тобой, Вороненок.

Она передала мне весь разговор, прибавив то, чего она не могла или не хотела сказать герцогу.

— Я и в мыслях не имела выходить за него замуж. Не подозревала, что это возможно. Но когда он развелся… Когда доказал свою преданность мне… Я дразнила себя надеждой, вознеслась в своих мечтах слишком высоко. Теперь мне будет очень больно падать.

На секунду мне показалось, что она попросит у меня поговорить с герцогом. Признаться ему в том, в чем не могла признаться она сама.

— Я не могу выносить ребенка для герцога. Но это можешь сделать ты.

Я смотрела на нее, не понимая. Мне показалось, она вновь ревнует, подозревая меня в любовной интрижке с герцогом. Но она вскинула руки, словно защищаясь.

— Это ведь все равно был бы мой ребенок, как ты, Вороненок, — навсегда мое дитя. Такой невинный обман, но он принес бы радость всем нам. Я могла бы стать герцогиней Вестминстерской. Герцог обрел был долгожданного наследника. А малыш получил бы титул и состояние…

— А я? — вырвалось у меня против воли.

Шанель посмотрела на меня с удивлением. Так и есть! Она не принимала меня всерьез. Я была всего лишь инструментом для осуществления ее идей. И не очень хорошим инструментом. Инструментом, который смел иметь собственное мнение.

— Что получу я? — уточнила я свой вопрос. — Я не стану герцогиней. Не стану матерью, потому что мой ребенок будет расти в Итон-Холле. Не получу титула и денег, потому что я тебе не дочь, а всего лишь племянница.

— Если дело в деньгах, — пробормотала Шанель.

Все было бесполезно. Она не понимала даже того, как глубоко обидела меня.

— Нет, не в деньгах, — сказала я. Взбила подушку повыше, села в кровати, протянула руку к ночному столику, где лежала коробочка с сигаретами и спички. Закурила, почувствовала приятное головокружение. Я курила редко в последнее время и надеялась вовсе оставить эту привычку. — Но как ты собираешься преподнести герцогу эту подмену?