Мария Белкина - Скрещение судеб

В свой срок дойдет и до Туруханска сообщение о падении Берия, и тут Аля впервые почувствует реальную возможность перемен. Она сразу вспомнит о сестрах Канель, о Ляле и Дине.

Потом, когда Дина будет уже на свободе, Аля ей напишет: «Я однажды позволила себе нарушить данное вам с Лялей слово: на следующий же после разоблачения Берии день я отправила в Прокуратуру СССР письмо, в котором вкратце рассказала о вас обеих то, что мне было известно, включая даже Визеля — на некоторые фамилии у меня хорошая память… — так мне хотелось, родная, чтобы ты поскорей вернулась домой и чтобы все твои мучения поскорей прекратились — да к тому же я не знала, что с тобой, можешь ли ты сама написать…»

А Дина действительно сама не могла написать. Она ничего не знала, что делается на воле: газет не давали, никакие сведения не проникали сквозь стены Владимирской тюрьмы!

Дина вторично была арестована в июле 1949 года. Она уже ждала, кругом всех забирают по второму разу; она знала — уже и Аля сидит… Дину привезли сначала на Лубянку к начальнику следственного отдела Комарову. Это был видный мужчина лет тридцати восьми. Дина сразу его узнала — как-то она была в Эрмитаже с приятельницей-художницей, и та сказала: «Посмотри вон на того, он тебе нравится?!» — «Интересный». — «Он за мной ухаживал. Мы познакомились совсем случайно, он назвался Ивановым, а по-моему, он что-то темнил, выдавал себя не за того, кто есть. Он, видно, какая-то шишка и, должно быть, порядочная сволочь!..» Комаров сказал Дине, что она взята по делу Жемчужиной, что Жемчужина уже здесь, у них, на Лубянке (Жемчужина была арестована 1 января 1949 г.) и что теперь Дине нечего скрывать и она должна все рассказать следствию.

— Но я все рассказала при первом аресте.

— Ничего, вспомните, что не досказали…

И отправил ее в Лефортово, в одиночную камеру, где ее пытали тем, что не давали спать… И это длилось долгие месяцы… Потом ОСО (особое совещание) заочно, конечно, приговорило ее к 10 годам лагерей, и она была отправлена в Абакан. А в сентябре 1951 года ее срочно перевели во Владимирскую тюрьму, где она встретила многих, кто так или иначе был связан с Жемчужиной. Дина понимала, что на этот раз «дело» идет к завершению…

Но что-то спасло Жемчужину — сохранило ей жизнь. И как только умер Сталин, Берия тут же послал за ней в Карагандинский лагерь, где она содержалась отдельно, свой личный самолет. Встретил ее на аэродроме, у трапа, и в своей машине доставил домой. Он свалил все на Сталина, сказав, что это по его приказанию она была арестована.

А Дина все продолжала сидеть по уже не существующему «делу Жемчужиной»… И еще в августе 1953 года она ничего не знала ни о том, что умер Сталин, ни о том, что Жемчужина уже дома, ни о том, что пал Берия… Было 16 августа — день рождения Ляли, и Дина решила как-то отметить этот день — угостить своих сокамерниц «пирожными» по рецепту Али. Но отворилась дверь, и ее вызвали.

Надо было идти в другой корпус, где помещались следователи. Моросил дождь. Дина накинула на голову бушлат, на ней была тюремная форма — черные с белыми полосами блуза, юбка и шапочка. Она шла в убийственном настроении: опять эта пытка — все одни и те же вопросы, опять все писать одно и то же… Ее ввели в комнату. Человек лет пятидесяти представился ей:

— Прокурор Володин. Садитесь, пожалуйста.

Начало было необычным, и вопрос заданный тоже был необычен:

— Делились ли вы с кем-нибудь о своем деле?

— Нет, ни с кем никогда не делилась, — ответила Дина.

Давалась подписка о неразглашении дела, а за нарушение строго карали.

— А Ариадне Сергеевне Эфрон разве вы ничего не рассказывали?

Дина похолодела. Неужели Аля могла предать?! Только она все знала о ней и о Ляле! Но если уже и Аля… то жить дальше было просто невозможно…

— Я никогда ничего никому не говорила.

— Расскажите, как вы и ваша сестра были арестованы в 1939 году?

— Я уже забыла об этом. А вот почему я теперь сижу?

— Нет, давайте все-таки вспомним 1939 год. Да вы не бойтесь, рассказывайте, нам известно, что и вы и ваша сестра ни в чем не виноваты.

Господи, что она слышит?! Что-то произошло! Что-то изменилось! Она стала осторожно рассказывать, как была арестована, как Визель заставлял ее оговаривать Жемчужину, требовал подписать, что та была шпионкой. А прокурор Володин поправлял Дину, говоря, что при ведении следствия применялись насильственные методы, что ее били… Потом он ее прервал, сказав, что теперь ей все это нужно будет написать от своего имени и от имени сестры, сказал, что Берия разоблачен и что Ариадна Эфрон прислала письмо в Прокуратуру и это ускорило разбор дела. Дина была ошарашена. Но главное: он ведь сказал — напишите от своего имени и от имени своей сестры — значит, Ляля жива! Дина все изложила на бумаге и потом спросила:

— Но почему я сижу?

— Вас сегодня освободят, состава преступления не обнаружено.

Но сегодня ее еще не освободили — было поздно, ей не могли выдать документы. А утром на казенной машине шофер отвез ее в милицию, где ей выдали чистый паспорт, и она получила деньги, которые были у нее на книжке. Шофер спросил, везти ли ее на вокзал, поедет ли она поездом в Москву или — лучше — на маршрутном такси. Отсюда из Владимира до самой площади Свердлова идут такси. Она поехала на такси. Было 17 августа 1953 года…

И чтобы уже покончить с этой трагической историей, доскажу, чем кончилось «дело Жемчужиной». В декабре 1954 года Дину вызвали в Верховную прокуратуру и там ей сказали, что она должна выступить свидетелем в суде, где будут судить бывшего министра госбезопасности Абакумова и других бывших сотрудников МГБ. Суд проходил в Ленинграде в Доме офицеров. Зал был человек на пятьсот — шестьсот, но набит битком. Билеты раздавали по предприятиям. Свидетели выступали не только по «делу Жемчужиной», но и по так называемому «Ленинградскому делу Попкова — Кузнецова», и по «делу генералов» — участников Отечественной войны, которые ложно были обвинены в измене родине, и по «делу семьи Аллилуевой»: родственники Надежды Сергеевны, как об этом уже упоминалось, были посажены, кто вскоре после ее самоубийства, кто потом…

Среди подсудимых Дина сразу узнала Комарова, который засадил ее в Лефортово в одиночку. На суде он заявил, что он не хотел ее ареста, что он знал — она ни в чем не виновата. Зачитывалось письмо и другого ее следователя по особо важным делам Визеля с лицом Наполеона, который заставлял избивать ее в своем присутствии. Среди прочих содеянных им преступлений он поминал и то, что обвинил ни в чем не повинных сестер Канель! Дина очень была огорчена, что показания могла давать только по второму своему аресту в 1949 году, ибо к первому аресту обвиняемые Абакумов и Комаров не были причастны; таким образом она ничего не могла рассказывать ни о Ляле, ни о ее муже, ни о других…