Виталий Вульф - Сильные женщины. От княгини Ольги до Маргарет Тэтчер

По сути, имя – это единственное, кроме жизни, что мать успела дать своей дочери. Лине гораздо больше нравилось проводить время на улице, чем с дочкой: «она была настоящая актриса, но у нее не было сердца», скажет потом Эдит. Через два месяца Лина на долгие годы исчезнет из жизни своей дочери – потом, когда Эдит Пиаф станет знаменитой, ее мать объявится только затем, чтобы через суд потребовать от нее денег. В конце концов она умрет пьяной на улице…

Двухмесячная девочка оказалась на полном попечении родителей Лины, которые тоже не отличались любовью к детям – зато очень любили выпить. Когда Луи Гассион в 1917 году вернулся с фронта, он обнаружил свою дочь в ужасающем состоянии: «головка, как надувной шар, руки и ноги, как спички, и грудка цыпленка». Эдит была истощена, ужасающе грязна и к тому же практически ничего не видела – от конъюнктивита ей залепило глаза гноем. Луи отвез дочку к своей матери в Нормандию, в городок Бернейе – она работала кухаркой у своей сестры Мари, которая держала публичный дом.

В этом неподходящем для ребенка месте Эдит провела три года, и, по сути, это были ее единственные детские годы. Девушки из «заведения» заботились о маленькой Эдит, учили ее всему, что знали сами, возили ее по врачам. Наконец девочка прозрела – по другой легенде, это произошло после молебна, который все обитательницы «заведения мадам Мари» отслужили святой Терезе.

Так это или нет, но всю свою жизнь Эдит считала святую Терезу своей покровительницей.

Около года Эдит даже ходила в школу; но родители остальных детей были против того, чтобы рядом с их отпрысками сидела девочка, которая живет в борделе. Мадам Мари вызвала Луи, и тот забрал Эдит с собой в Париж.

Луи Гассион зарабатывал тем, что выступал с акробатическими номерами на парижских улицах. Он прекрасно понимал, что если в номере будет принимать участие маленький ребенок, им дадут больше, и пытался научить Эдит своему ремеслу; правда, у него ничего не вышло. Зато когда Эдит попробовала, собирая деньги, спеть, – монетки посыпались дождем. «У этой девочки все в горле и ничего в руках», – заметил Луи и с тех пор всегда заставлял дочь петь. Первым номером, с которым девятилетняя Эдит выступила перед публикой, была песенка под названием «Я потаскушка».

Когда Эдит исполнилось пятнадцать, она рассталась с отцом. Ей надоели и его постоянно меняющиеся подружки, и то, что он пропивал заработанные ею деньги. Эдит сняла комнату и начала самостоятельную жизнь; чуть позже к ней присоединилась ее сводная сестра по отцу Симона Берто, которую Эдит звала Момона, младше Эдит на два с половиной года. Девушки вместе пели на улицах, вместе тратили деньги в бистро и вместе знакомились с мужчинами, предпочитая солдат и моряков. Эдит совершенно не укладывалась в каноны красоты того времени, любящего пышные формы и статность, – рост меньше полутора метров, болезненная худоба и полное отсутствие соблазнительных округлостей, – но мужчины всегда роились вокруг нее, как пчелы вокруг горшка с медом. Своего первого мужчину она забыла через несколько дней; о втором помнила лишь, что он научил ее играть на мандолине и банджо. Мужчины и вино были единственными доступными развлечениями для Эдит, и она обожала и то, и другое, тратя по кабакам все заработанные деньги. «Если на тебя смотрит парень, ты уже не пустое место, ты существуешь. С ними можно и похохотать и побеситься, солдаты – легкий народ», – говорила она.

В семнадцать лет Эдит встретила свою первую любовь – Луи Дюпона по прозвищу Малыш, всего на год старше ее. Они стали жить вместе – и вскоре оказалось, что Эдит беременна. Родившуюся 11 февраля 1933 года девочку назвали Марселлой Дюпон – Эдит была настолько не готова к роли матери, что даже не позаботилась подготовить ребенку приданое. Положение спасла очередная подружка ее отца, принесшая для Марселлы вещи, оставшиеся от ее дочери Дениз – еще одной сводной сестры Эдит.

Малышка, которую родители ласково назовут Сессель, почти повторила судьбу самой Эдит. Ее не с кем было оставить, и Эдит целыми днями таскала ее за собой в коляске – и на выступления во дворах, и на гулянки в кабаках. Ей не нравилось быть матерью, но еще больше не нравилось быть женой – Малыш Луи требовал, чтобы она угомонилась и сидела дома с дочкой и вела хозяйство. Правда, домом в их случае были дешевые комнаты в убогих отелях. В конце концов Эдит однажды сложила все свои и Сессель вещи в коляску – и ушла от Луи. В последней попытке вернуть Эдит Луи выкрал у нее дочь – но та только вздохнула с облегчением. А когда Сессель было два с половиной года, она умерла от менингита. Больше детей у Эдит никогда не будет.

Чтобы добыть деньги на похороны, Эдит пошла на панель. Правда, снявший ее мужчина, узнав, зачем этой худосочной малышке деньги, отдал ей купюру и ушел.

Вскоре Эдит и не вспоминала о том, что когда-то у нее была дочь. Она по-прежнему проводила время на улицах, пела и шлялась с парнями, пока однажды ее не занесло в центр, где среди ее слушателей оказался Луи Лепле. Он пригласил уличную девчонку пройти прослушивание в его кабаре, подобрал ей репертуар, придумал псевдоним – Пиаф, что на парижском жаргоне означает «воробей». Именно про воробья пела Эдит, когда Лепле встретил ее. Правда, по-французски воробей будет «муано», но Малышка Муано уже давно пела в парижских кабаре, и Малышке Эдит пришлось стать Пиаф.

Первое выступление прошло с неожиданным даже для Лепле успехом; последующие проходили все лучше и лучше. Краткосрочный контракт перерос в постоянный. Лепле записал Эдит пластинку «Чужестранец» и даже организовал для нее выступление на Радио-Сите. Опьяненная первым успехом, Эдит пошла вразнос. Такого количества мужчин вокруг нее не вилось еще никогда, и на удовольствие угостить их тратились все ее гонорары. Ей казалось, что она поймала удачу, что счастье наступило – но все рухнуло. 6 апреля 1936 года Луи Лепле был застрелен в своей постели, и среди его убийц были дружки Эдит. Газеты взвыли: певица причастна к гибели своего директора! Ее несколько месяцев таскали на допросы, некоторое время даже продержали в одиночной камере, но доказать причастность Эдит к преступлению не удалось.

Эдит выпустили на свободу, но для нее все было кончено. Газеты травили ее, зрители не хотели ее слушать, работы для девушки, замешанной в убийстве, не было нигде. Наконец она уехала в Брест, чтобы там петь между фильмами в местном кинотеатре. Но и здесь она не задержалась надолго: вскоре контракт был разорван из-за того, что Эдит больше интересовалась парнями, чем работой. Пришлось снова вернуться в Париж и снова петь на улицах. «Удача – это как деньги, – говорила себе Эдит. – Она уходит гораздо быстрее, чем приходит». И снова вокруг нее были мужчины, большинство из которых она не знала по имени. Эдит не была ни нимфоманкой, ни проституткой; она просто не могла быть одна, ей – как дышать, как петь, – было необходимо чувствовать себя нужной, желанной и любимой. При этом мужчины быстро надоедали ей; она всегда уходила первой. «Женщина, которая позволяет, чтобы ее бросили, – круглая дура. Мужиков вокруг пруд пруди. Каждому любовнику нужно найти замену до, а не после. Если после, то тебя бросили, если до – бросаешь ты. Большая разница».