Антонелла Чиленто - Неаполь чудный мой

На станции Эденландия, где расположен неаполитанский игровой парк, антиглобалистские гробики с долларами выполнены в темно-синем цвете, а капиталистические коронованные цыплята – ярко-желтые. По мере того как поезд движется дальше, постепенно обнаруживается весь кошмар окружающего пейзажа: жуткие дома, впаянные в туф, недостроенные кварталы, старые разрушенные станции, развалины, лачуги. Природа постепенно берет свое, на рельсах растет трава, в конечном счете поглощая их, с потолков туннелей свисают вьюны. Среди камней и желтых весенних цветов стоят цементные столбы высоковольтных линий с расклеенными на них цирковыми афишами.

– Я призрак, – в шутку заявляет Фульвио, прежде чем сойти с поезда, но эта фраза, сказанная по поводу его попыток ускользнуть от фотоаппарата, все время всплывает у меня в голове, и ее воплощением мне кажутся лица стариков, едущих на Флегрейские поля.

Чем дальше мы едем, тем прекраснее становится пейзаж – иной раз прямо дух захватывает – и тем более печальными и унылыми кажутся лица, словно эта дорога к морю есть путь к бездействию и забвению. Весь вагон, включая стариков, похожих на гладиаторов древности, и молодежь, словно только что сошедшую с комиксов Пациенци, как будто исчезает.

Если б не обилие света вокруг, можно было бы подумать, что мы попали в рассказ Дюрренматта “Туннель”, где поезд, полный пассажиров, исчезает в бесконечном туннеле, а машиниста нет. Гигантская черная дыра, “The last hole”, и в самом деле по иронии появляется перед нами в виде надписи на станции Кантьери, которая предшествует Арко-Феличе. А потом мы приезжаем в Лидо Наполи. Когда смотришь из окна поезда, создается впечатление, что в Лидо Наполи все наполовину разобрано, словно на съемочной площадке фильма Феллини: блеклые голубые надписи на фоне синего неба и сине-зеленого моря в сочетании с беспорядочными конструкциями из ржавого железа, выщербленные стены, заброшенные мостки. На заднем плане – Искья, Прочида, мыс Мизено, крепость Бай, мыс Эпитаффио, термы Нерона.

На мгновение в голове моей возникает вопрос: а может быть, и у меня такое же покорное и безнадежное выражение лица, как у этих старых краснокожих гладиаторов или у нелепой парочки, что сидит на сиденье рядом со мной? В Байи поезд не идет, хотя там совсем недавно построили станцию и она готова принимать гостей, нужно сойти в Лукрино и пересесть на автобус. Зато в Торрегавете поезд останавливается почти на самом пляже.

– Залезайте! Нет! Слезайте! Нет! Залезайте!

Это учительница, безуспешно сражающаяся на платформе с небольшой группой школьников среднего возраста.

– От нее мозг взрывается, – комментируют дети.

Действительно, она единственная, кто суетится на этой залитой солнцем станции летним днем в середине недели, когда от моря исходит пьянящий запах волн и йода: кажется, будто это оживший таитянский пейзаж. Здесь совсем иной ритм, чем на главной станции, Монтесанто. У контролеров в руках кульки с анчоусами. На площадке перед станцией расположился “Клуб дель Пуэрто” [44] , возле него стоит продавец мидий – мобильник болтается у него на шее, словно кулон на цепочке. У стоящего за стойкой Раффаэле бронзовое от загара лицо, белая шапочка бармена, из которой торчит птичье перо (картина Босха? Полудети-полуптицы Ортезе?), и белый фартук поверх майки.

– Чем я только тут не занимался! Даже спасателем побывал. Тут сильные течения, и я сказал троим мальчишкам: “Осторожно: течение”, но они ответили: “Да-да, не беспокойся, мы соображаем…”

И вот синева захватывает нас и отпускает, и это ощущение одиночества и смертельной опасности, сопряженное с морем, возвращается, несмотря на то что на пирсе, теряющемся среди волн, загорают студенты, прогуливающие лекции, и сидит одинокий рыбак, который объясняет нам, как правильно готовить раков.

На станции с нами заговорил один из служащих:

– Наши дети здесь гости. Они платят налоги, но работают в другом месте. В Министерстве культурного наследия, поди, много дел. У моей дочери диплом по античному искусству. А заправляют тут те, кто улицы метет, но у них родственники в муниципалитете, а еще парковщики из Мизено. Планы? Их столько, но ни при левых, ни при правых ничего не сдвинулось с места. Например, здесь предполагалось расширить площадь, разбить городской сад, отодвинуть железную дорогу подальше, соорудить велосипедную дорожку вокруг озера Лукрино. Все осталось на бумаге, а молодежь тем временем уезжает…

До боли жаль поворачиваться спиной к морю и возвращаться в Неаполь, к потухшим трубам завода “СОФЕР” и надписям “КОНАД” напротив них.

В поезде направления Кумана, идущем до улицы Сивиллы, пролетающем мимо бассейна Мирабилис и Байских терм, на обратном пути полно студентов с растаманскими прическами и очками а-ля Элвис. И маленькая Анна, вместе с отцом, играющим на аккордеоне, тоже здесь – она устала, у них последнее выступление перед обедом, и Гарри Поттер с ее майки совершает последнее чудо: заставляет нас всех сойти с поезда и освободиться от воспоминаний о морской синеве.

А еще вода попадает в город по-другому: в бадьях рыночных торговцев, вместе с рыбой, выловленной на рассвете, в ведерках со льдом, от которых несет водорослями. Она проникает через замки: ведь в Неаполе замки вздымаются из воды или парят в воздухе, а вот вырастающие из земли ему неведомы. Над водой стоят Кастель-дель-Ово, масса из туфа, высящаяся над заливом, крепость-замок в Байях, красующаяся над морем, Кастель-Нуово, у стен которого причаливают корабли, хотя насыпь для волнорезов в настоящее время отделяет его от воды. Морские замки из туфа и серого камня презирают один-единственный воздушный – Сант-Эльмо, взирающий на нас на всех с холма Вомеро.

Вода проникает в замки и дворцы, но, по правде говоря, на нее никто никогда не обращает внимания. В Неаполе даже фонтаны не работают. А настоящей воды часто не хватает: ведь, уж конечно, не из той воды Серино, что воспета поэтами, делают здесь лучший кофе в мире.

Серино, Себето. В Неаполе названия рек начинаются на “с”, но никто их никогда не видел: они с крываются. Они текут под землей. Нынче в Неаполе торгуют водой и существуют даже комитеты, добивающиеся ее освобождения. Неаполь, прячущий в недрах огонь, не может оставаться без воды: он весь высохнет. Или же под землей произойдет великая битва, эпическая война, рассказать о которой детям и внукам мы, увы, не сможем.

В общем, мы живем в морском городе. Высохшем, древнем, ушедшем на покой.

Поезд покидает английская парочка с унылыми, но разрумянившимися после путешествия к Везувию лицами, одетая, несмотря на яркое солнце, в непромокаемые грязно-зеленые плащи и такие же шапочки. Если бы они надумали попробовать “гарум”, древнеримское блюдо, зловонное рыбное варево, представленное в их путеводителе как деликатес, это место идеально подходит для того, чтобы запастись ингредиентами – нужно лишь дойти до третьего от станции перекрестка, улицы Гарибальди, или до самого рынка Порта-Нолана.