Фредерик Бегбедер - Конец света: первые итоги

Она начинается с насилия и продолжается односторонней романтической страстью. Героиня почти так же сбита с толку, как и герой. Интрига развивается от катастрофы к катастрофе, как в «Тристане и Изольде» или в повседневной жизни. Режис Жоффре с мягким смирением описывает цепь событий, лишающих покоя слегка тронутого героя (представляющего собой нечто среднее между убийцей из Одиннадцатого округа и бывшим генеральным директором Международного валютного фонда). Что в этом оригинального? Ничего. Тем-то книга и хороша. Роман читается на одном дыхании — и речи не идет о том, чтобы глотнуть воздуха, пока не доберешься до конца.

«История любви», прикидываясь наивной, задает целый ряд чрезвычайно важных вопросов. Что значит «кадрить»? Где кончается попытка обольщения и начинается отвратительное прилипчивое преследование? Где грань между одним и другим? И еще. Разве влюбленный мужчина — не тот же насильник, ожидающий знака, что можно переходить к активным действиям? Какие мысли бродят в голове того, кто ухлестывает за женщиной? Не исключено, что примитивные до варварства. И разве мужчина, которого со всех сторон окружают порнографические картинки, не испытывает глубокую сексуальную фрустрацию, вынуждающую стремиться к все более недоступным ощущениям, заполонившим его визуальное и виртуальное поле? Как много времени потребуется нормальному мужчине, чтобы изоляция и одиночество вынудили его слететь с катушек? И наконец, главный вопрос, который я не перестаю задавать себе с тех пор, как прочел «Американского психопата»: неужели мы все — потенциальные серийные убийцы?

Режис Жоффре не согласен с Жильбером Беко: по его мнению, одиночество существует. Мало того, это самая распространенная современная болезнь. Общество, возведшее личность в культ, не могло не создать мир, населенный эгоистами. Все романы Жоффре основываются на одной простой теореме: новый образ жизни ведет к одиночеству, которое, в свою очередь, ведет к безумию.

Подобно «Клеманс Пико», «Прогулка» повествует об одинокой женщине, бродящей по мрачному городу. Она никак не может решиться — то ли взять такси, то ли выпить кофе, то ли лечь в постель с незнакомцем, то ли покончить с собой. Ее жизнь — это фильм-путешествие без определенной цели. Если бы Жоффре был Керуаком, книга могла бы называться «На улице». Оригинальность Жоффре — в постоянной смене скоростей: то он умещает в один абзац события трех недель, то растягивает на три страницы случившееся за ночь, а то вдруг «увязывается» за каким-нибудь прохожим и рассказывает его историю — в сослагательном наклонении. Он смотрит, чем живут люди, на которых никто не обращает внимания. Ну-ка, проследим вот за этой полуночницей и безработной, которая ютится в конторе или парикмахерской. Куда она пойдет — направо или налево? И что от этого изменится? Она никому не интересна. Родным на нее плевать, друзей у нее нет, читатель даже не знает, как ее зовут. Она с равным успехом может проспать целый день, а может притвориться, будто работает на предприятии, пока не всполошится охрана. Одиночество — это невыносимое бремя свободы. Что делать? И кем быть, если все позволено? Есть от чего тронуться умом. Вот почему современные города давно превратились в гигантские психушки. Все возможно, следовательно, ничего не происходит. Для Жоффре, как и для Уэльбека, мы все — исследователи, которым не светят никакие открытия. Наша жизнь банальна; свобода убила любовь. «Она чувствовала, что понемногу утрачивает свое место в обществе».

Должно быть, вы уже догадались: Режис Жоффре — не тот автор, которого читаешь, похлопывая себя по ляжкам. Вместе с тем то, что он говорит, настолько справедливо, что вызывает у тебя нервную усмешку, — как при чтении Кафки или Жака Стернберга. Жоффре изобрел ледяную литературу, которая наблюдает, как разрушается социальная ткань; Запад у него — это коллекция призывов на помощь, а вся наша эпоха — сплошной нервный срыв. Мы ужасаемся тому, что он описывает, но его правоту подтверждает статистика: в крупных городах большинство женщин старше 40 лет живут одни. И эти женщины понемногу исчезают из общества, а вслед за тем — и из реальной действительности. Они становятся невидимками. Они есть, но их как бы и нет. Мне еще ни разу не попадалась столь точно дозированная смесь сухого стиля и активного действия. «Прогулка» — жестокий шедевр, своей монотонностью ввергающий в отчаяние. Это черная история — черная, как дорожное покрытие, только что уложенное на улице Мазарин и тихо сохнущее на солнце, пока я пишу эти строки. Если я сейчас выйду на улицу, мои ноги увязнут в липкой массе и я останусь стоять столбом, навсегда плененный Жоффре, как его безымянная беглянка, утонувшая в асфальте.

//- Биография Режиса Жоффре — //

Профессию следует выбирать с осторожностью. В результате сотрудничества с журналом, публиковавшим отчеты о происшествиях, у Режиса Жоффре снесло крышу — от ужаса перед всеми этими убийствами, изнасилованиями и прочими кошмарными в своей банальности злодействами. В конце концов будничная жуть проникла в его произведения. Жоффре родился в 1955 году в Марселе. Известность ему принесла вышедшая в 1998 году «История любви» («Histoire d’amour»), повествующая о бесконечно повторяющемся насилии. В 1999-м он познакомил читателя с жизнеописанием Клеманс Пико, пачками отправляющей на тот свет соседей. В 2000-м появились «Отрывки из людских биографий» («Fragments de la vie des gens»), в 2005-м — «Автобиография» («Autobiographie»), перемолотые равнодушием куски не-жизней. Роман «Прогулка» («Promenade», 2001) идеально вписывается в ту же траекторию, выстраиваемую с редкой последовательностью, равно как и шедевр «Микроистории» («Microfictions», 2007).

«По всей видимости, я — самый неизвестный и самый знаменитый поэт» («Дневник незнакомца»). Что толку, что ты дружишь с Радиге, Пикассо, Прустом и Аполлинером! Жан Кокто нарушил сразу два главных правила: не развлекаться и не разбрасываться. Если вы намереваетесь стать успешным писателем, позвольте дать вам совет: не делайте, как он. Во-первых, нельзя показывать другим, что вы любите жизнь, — подобное поведение сразу вас дисквалифицирует. Кокто встречался с поэтами, посещал балы и театры, ходил в оперу, в кино и на званые ужины, крутил любовь направо и налево и курил опиум. Он все смешал в кучу. А у нас писатель не имеет права веселиться; фривольность хуже безвкусицы, она — смертный грех. Чтобы тебе «верили», ты должен ходить с постной миной, прикидываться нищим, изображать страдания. Люди никогда не могли простить Кокто его упорной непринужденности («Культивируй в себе черты, за которые тебя упрекают, — это и есть ты»).