Фредерик Бегбедер - Конец света: первые итоги

Перед нами исповедь Максимилиана Ауэ. Офицера СС, подверженного постоянным приступам рвоты, страдающего запором и влюбленного в собственную сестру, а кроме того — гомосексуалиста и доктора правоведения. «Благоволительницы» — фиктивные мемуары конвейерного убийцы в изысканном кружевном белье под эсэсовским мундиром. Очень скоро замысел этого объемистого романа проявляется во всей своей мрачной графичности. Он состоит в том, чтобы, убрав полутени, сфабриковать чисто технический текст, посвященный холокосту, своего рода «инструкцию по правилам поведения во Второй мировой», и наложить нигилистическую тональность рассказчика на мифологическую канву «Ореста» Эсхила. «Возьмите другую, более близкую по времени и задевшую лично вас катастрофу и проведите сравнение. Например, если вы француз, вспомните мелкую алжирскую авантюру, столь чувствительно травмировавшую ваших сограждан. За семь лет вы потеряли в ней 25 тысяч человек, включая погибших от несчастных случаев, что чуть меньше, чем число убитых на Восточном фронте за сутки с небольшим, и примерно равно числу евреев, уничтоженных за неделю». Макс Ауэ — это Дарт Вейдер, который раскрывает перед нами душу, с черным юмором и обилием фактических подробностей, ставших возможными благодаря шести десятилетиям, отделяющим нас от тех событий. Литтелл пишет в стиле отстраненной галлюцинации: ему никак не удается убедить себя в том, что все рассказанное им имеет доказательства. Новизна романа — не в той ужасной правде, о которой он повествует (Робер Мерль в изданном в 1952 году романе «Смерть — мое ремесло» уже создал образ коменданта концлагеря в Освенциме), а в том, что эту правду излагает в 2000 году молодой американец французского происхождения, сумевший влезть в шкуру нацистского «организатора смерти». Автор романа соблюдает двойную дистанцию — историческую и географическую, и, как ни парадоксально, именно это придает его творению такую силу. Литтелл описывает вроде бы знакомый нам ужас, но на каждой странице вглядывается в него так, словно это какая-то научная фантастика (до «Благоволительниц» он в 1989 году опубликовал научно-фантастический роман «Плохое напряжение», «Bad Voltage»). Нечасто случается, что ты не можешь отбросить книгу, концовка которой тебе отлично знакома еще со школы: «читатель взят в заложники», как сказала бы в этом случае писательница и исследователь языка Юлия Кристева. В том-то и заключается мощь художественного произведения — силой воображения заставить нас столкнуться с чудовищной реальностью нашего прошлого, с тем самым «обыкновенным злом», о котором говорила Ханна Арендт. Талант Литтелла проявился в том, что он свежим взглядом посмотрел на всем известные вещи (подобно Джеймсу Кэмерону, заново придумавшему катастрофу «Титаника»). Так, например, Литтелл объясняет, что во время войны человек теряет не только право на жизнь, но и право не убивать. Или посвящает целые страницы перечислению воинских званий или чинов гражданской администрации в нацистском государстве. От этого бесконечного списка немецких наименований (читать которые чем дальше, тем скучней) веет трагическим шутовством, от которого стынет кровь в жилах: холокост — это гора мертвых тел, тел людей, убитых членами организации с громкими титулами. И нам почти жаль, что рассказчик — бисексуал, мазохист, матереубийца и кровосмеситель, поскольку эта его «оригинальность» идет вразрез с магистральной идеей книги («Я такой же человек, как другие, я такой же, как вы. Нет, правда, я вам честно говорю: я такой же, как вы!»). Тем не менее, даже спустя несколько лет после присуждения «Благоволительницам» Гонкуровской премии 2006 года, они продолжают производить на нас впечатление своей композицией, своим дыханием и своей доскональной точностью во всем, что касается практики «последнего решения». Предоставляя право голоса монстру, молодой гений, возможно, написал величайший на сегодня роман о Второй мировой войне. «После войны предпринималось немало попыток понять, что же произошло, и велось много разговоров о бесчеловечности. Но, извините меня, никакой бесчеловечности не существует». «Вы, наверное, думаете: хорошо, что эта история наконец-то закончилась. Так вот, ничего подобного: она продолжается».

//- Биография Джонатана Литтелла — //

Джонатан Литтелл родился в 1967 году в Нью-Йорке, в семье автора шпионских романов Роберта Литтелла. Детство провел во Франции, учился в лицее Фенелона. Окончил Йельский университет и в течение семи лет состоял членом ассоциации «За борьбу против голода», работавшей в Боснии, Чечне и Афганистане. Не исключено, что преступления, свидетелем которых он был на протяжении этого времени, и подсказали ему идею «Благоволительниц», опубликованных в 2006 году и ставших результатом пятилетнего писательского труда. Два года спустя Литтелл написал эссе «Сухое и Влажное» («Le Sec et L’Humide»), из которого можно сделать вывод, что образ Максимилиана Ауэ был ему навеян не только разного рода палачами-националистами, но и лидером бельгийских фашистов Леоном Дегрелем. Джонатан Литтелл живет в Барселоне, у него двое детей — дочь и сын. Кроме того, что я перечислил, больше о нем не известно почти ничего.

Почему одна книга нравится нам больше другой? Это дело случая. Просто у тебя сегодня хорошее настроение, или на улице потеплело, или у тебя жена родила — в общем, ничего особо выдающегося. И вот ты натыкаешься на мило написанный абзац, а за ним идет умное замечание, а за ним — точное наблюдение, и дело в шляпе. С «Я ухожу» Эшноза у меня вышло так: мне понравилось начало, а потом, много времени спустя, полюбился и конец. В промежутке я получил возможность высоко оценить множество радующих сердце подробностей. Например, там один тип убивает другого, запирая его в фуре-рефрижераторе. Жертва возмущается: «Что за банальный ход! Так убивают в телесериалах!» На что убийца с чисто тарантиновской невозмутимостью отвечает: «Не спорю. Но и телесериалы — это тоже искусство».

В яростном споре, сотрясающем стены пивного ресторана «Липп» (что в основе — самообман или воображение), любители холодной баранины с фасолью если и приходят к согласию, то только по поводу Эшноза. Несмотря на то что роман написан от первого лица, его автобиографическая природа вызывает у нас сильные сомнения. История изобилует вымышленными деталями, но я не дал бы руку на отсечение, утверждая, что они на сто процентов выдуманы. Эшноз с легкостью преодолевает устаревшие контроверзы (известные аж со времен Жан-Жака Руссо); он видит сны о реальности и сомневается в силе воображения; размытостью контуров и отстраненностью он напоминает Модиано, но Модиано, свободного от ностальгической тоски и более современного. Одним словом, это Модиано эпохи постмодерна.