Коллектив авторов - И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене

И начинал я эту арию с того же погребального спиричуэлса, который играл на кладбище в день похорон о. Александра.

… Володя Е. устроил вечер памяти Е. А. Огневой. Я играл спиричуэлсы в дуэте с Ольгой И. После концерта к нам подошёл о. Александр и сказал, что «Сент–Луиз блюз» — его любимое джазовое произведение.

Дома все свои книги о. Александр писал под музыку — в основном баховского периода: Бах, Гендель, Вивальди. Я и другие прихожане привозили ему пластинки.

В конце 70–х годов у нас появилась бит–месса, в которой польские молодые ребята записали основные номера Кирие, Глория в бит–стиле. Отцу очень понравился номер Кредо, который начинался речитативом и кончался мощной кульминацией.

Сам О. Александр обладал прекрасным голосом и слухом. Так, в том месте литургии, перед поминовением усопших, когда хор меняет тональность на минор, О. Александр, стоя перед Царскими вратами, тихонечко подбирал новый тон для заупокойной ектеньи, чтобы петь в тон с хором. И всегда точно попадал в новую тональность.

Как‑то на одном празднике мы попросили о. Александра что‑нибудь спеть, и он спел песню из кинофильма «Земля Санникова» — «Есть только миг между прошлым и будущим — именно он называется жизнь». Жаль, что мы не записали его тогда.

Незадолго до смерти о. Александр посоветовал мне написать музыку к «Трём разговорам» Вл. Соловьева. Причём он хотел внести в него современные черты… Я все приставал к о. Александру, чтобы он объяснил причину экстатичности песнопений в протестантской церкви. «Наверное, это связано с аскетизмом внутреннего убранства молитвенного дома протестантов, вот они и компенсируют это эмоциональностью песнопений», — сказал о. Александр.

Когда я играл в группе В. Клейнота, приходилось работать по ночам и очень трудно было вырваться на утреннюю службу. И как же было радостно в один из таких приездов услышать: «Я целый день про тебя думаю».

Мы жили в Рабочем посёлке, в квартире совершенно непригодной к проживанию. И мне пришлось вести бюрократическую канитель (которую хорошо описал Войнович в своей «Иванькиаде»). И вот, когда после пяти лет волокиты, огромного количества писем и хождений, я все же получил квартиру, на освящении её о. Александр сказал: «Я так рад, как если бы сам получил квартиру».

Я написал свою первую книгу о джазе, но из‑за того, что джаз — это «масонско–еврейская диверсия в нашей культуре», её отказались печатать. Как‑то я снимал дачу в Заветах (поближе к о. Александру), и моя четырёхлетняя дочь подружилась с соседским мальчиком, а у него бабушка была большим начальником, она и помогла мне напечатать книгу, которая несколько лет пролежала в столе [37] О. Степурко. Трубач в джазе. — М.: «Советский композитор», 1989. — Ред. .

Однажды я пошёл в правый хор и сорвал голос. О. Александр пристроил меня алтарником в один московский храм. Там я насмотрелся много интересного, и это ещё раз утвердило в мысли, что о. Александр был неугодной белой вороной в православном духовенстве.

Мне рассказывали о нелюбви о. Александра к В. Розанову и что он не держал его книг у себя дома. Когда я спросил об этом, он сказал: «Да, это так, у меня в библиотеке есть работы противников христианства и Церкви — нужно знать их аргументы. А когда так поступает христианин, это для меня неприемлемо».

Однажды, в дни гонений на о. Александра, «контора» подослала провокатора, который в роли неофита должен был попросить у о. Александра какую‑нибудь книгу, и если бы она оказалась «тамиздатовской», это можно было бы инкриминировать о. Александру.

Но у о. Александра везде были почитатели (в том числе и в «конторе»), и его предупредили о провокаторе. О. Александр дал ему почитать номер ЖМП [38] Журнал Московской Патриархии. — Ред. . Когда тот через некоторое время пришёл вернуть журнал, то чувствовал себя крайне скованным и не знал, как себя вести и что говорить. О. Александр пришёл ему на помощь: когда тот заметил, что в домике много мух, о. Александр, шутя, предложил перебить их и дал провокатору брошюру Шилкина «Диверсия без динамита». О. Александр с таким юмором и неповторимой интонацией рассказывал, как товарищ, необычайно воодушевлённый, носился с атеистической брошюрой по комнате и остервенело бил крылатых врагов, что невозможно было удержаться от смеха.

Однажды в доме прихожанки Ж. мы встретились с только что выпущенным из тюрьмы Красновым–Левитиным. Когда он объяснил, что его выпустили из‑за изменения меры пресечения, о. Александр сказал Наталии Федоровне: «Вот, слушай и запоминай, как это бывает».

Раз в год органы производили обыск. Наталия Федоровна как‑то сказала; «Вы ещё в нужнике поищите». О. Александр попытался разрядить атмосферу: «Ну, это люди подневольные».

О. Александр рассказал, что, когда его на допросе в прокуратуре спросили, как он относится к критике режима, о. Александр сказал, что его больше волнует церковная самокритика. Этот ответ был занесён в протокол.

Однажды о. Александр собрал приходских поэтов и бардов и сказал, что в нашей стране трудно творчески реализоваться и появился соблазн использовать для этого Церковь. Нельзя быть профессиональным христианином. Нельзя прятать свою профессиональную несостоятельность за Евангелие. Церковь не может из цели превращаться в средство.

Помню, о. Александр как‑то сказал, что часто прихожане зазывают его на разные премьеры как свадебного генерала. Он в шутку говорил: «Берут меня в зубы и приносят. Так недавно принесли на спектакль «Мастер и Маргарита», и там из собачьей конуры читали текст, который я знаю наизусть, а дома ждут незавершённые книги».

Как‑то в беседе с молодыми прихожанами он рассказал: «Однажды мне пришлось идти двадцать семь километров по пустыне, и, когда я увидел лужу с водой, то стал из неё пить, забыв про всех пауков и тараканов, которые там были. И сейчас сходная ситуация, после десятилетий духовной жажды люди готовы пить из каждой лужи. Но подчас в ней такие пауки и жуки, что они сводят на нет всю ценность воды. Сейчас, как никогда важно показать «Церковь с человеческим лицом», ибо идея малых групп носится в воздухе. Самые консервативные священники собирают общины и… читают на них акафисты. Вот почему нам нужно в своих общинах показать пример христианской жизни, объединившись вокруг Слова Божиего и молитвы».

Один православный критиковал о. Александра: «Вы неправильно ведёте себя с прихожанами: люди хотят быть обманутыми и хотят быть водимыми». — «За что водимыми? За нос?» — спросил о. Александр. Тот не понял и ушёл.

Одна моя знакомая, работавшая в археологическом институте, попросила меня спросить у о. Александра о своей проблеме: в их институте много фанатиков археологии, которые искренне верят в то, что, если бы не народность сартов, жившая в IV веке на Волге, все в их жизни превратилось бы в бессмыслицу. И знакомая сомневалась: я не имею такой фанатической преданности сартам и, может быть, занимаю чьё‑то место, кто живёт без сартов в полной бессмыслице и унынии?