Иоахим Видер - Я выжил в Сталинграде. Катастрофа на Волге

Ввиду общеизвестной нехватки резервов, значительных расстояний, капризов зимней погоды и короткой продолжительности зимнего дня, к чему добавлялась необходимость считаться с предполагаемыми действиями противника, «которого подкупает возможность одержать победу в классической по своим масштабам битве на уничтожение», в памятной записке с особенным скептицизмом расценивались шансы на быстрое и успешное продвижение деблокирующих войск. «На возможность ускорить сосредоточение деблокирующей группировки и использовать значительное число моторизованных транспортных колонн нельзя рассчитывать. Ни колонн, ни горючего, по-видимому, нет, иначе бы их ввели в действие еще раньше для обеспечения столь важного сталинградского фронта в тот период, когда для этого требовалось меньше транспортных средств». Памятная записка решительно предостерегала против «опасного самообмана», к которому могло бы привести отождествление создавшейся ситуации с положением в Демянском «котле» прошедшей весной. «Несмотря на небольшое расстояние от немецких войск за линией "котла", создание узенького соединительного коридора к окруженной группировке потребовало тогда многонедельных тяжелых боев в зимних условиях». Зейдлиц не без основания опасался, что командование армии может ухватиться за прецедент с Демянским «коридором», и отнюдь не был заинтересован в том, чтобы ослаблять мрачный пессимизм в оценке сложившейся ситуации.

Выводы памятной записки гласили: «Расчеты на то, что армия в соответствии с приказом главного командования сухопутных сил может удерживать круговую оборону до освобождения извне в течение периода, пока хватит материальных ресурсов, явно строятся на нереальных предпосылках. По этой причине приказ невыполним и неизбежно приведет к гибели армии. Если командование хочет сохранить армию, то оно должно добиться немедленного изменения приказа или же по собственной инициативе принять другое решение. Мысль о том, чтобы сознательно пожертвовать армией, не может быть предметом какой-либо дискуссии, учитывая оперативные, политические и моральные последствия этого». Записка завершалась примечательными словами: «Если главное командование сухопутных сил не отменит немедленно приказ, предписывающий армии занять круговую оборону и ждать выручки, то наша совесть по отношению к армии и немецкому народу настоятельно повелевает, чтобы мы сами вернули себе отнятую у нас последним приказом свободу действий и воспользовались еще имеющейся возможностью вырваться из окружения и предотвратить катастрофу. Нависла угроза полного уничтожения 200 тысяч солдат и всей их боевой техники. Другого выбора нет».

По сравнению с аналогичными по духу докладами и экспозе этот документ обладает тремя основными особенностями. Генерал фон Зейдлиц, исходя из положения, в котором оказался его корпус, стал выразителем дум 6-й армии. Использованные им темпераментные, незавуалированные и категорические выражения резко отличаются от обычно принятых в штабных документах формулировок, но зато они отражают всю чудовищность создавшейся ситуации. Однако самым необычным и смелым в этом документе является содержащееся в нем обращение к совести, а также призыв незамедлительно добиваться отмены рокового приказа и в случае необходимости, руководствуясь чувством ответственности, действовать вопреки указаниям верховных инстанций. Именно в этом взгляды генерала фон Зейдлица и начальника его штаба Клаузиуса непреодолимо разошлись с позицией командования армии и всех остальных корпусных командиров, которые до получения приказа Гитлера были полностью согласны с ними в оценке обстановки, однако теперь считали себя обязанными повиноваться [169] .

Ход дальнейших событий полностью подтвердил справедливость основных положений памятной записки, отдав должное дальновидности его авторов и доказав, что Зейдлиц и Клаузиус сумели правильно осознать требование исторического момента. На фоне этого не играет существенной роли, что отдельные их прогнозы – особенно относительно предполагаемых действий противника, а также сроков, в течение которых 6-я армия с учетом катастрофического положения со снабжением сможет продолжать сопротивление, – не сбылись и оказались чересчур пессимистическими. Пригвожденная своим собственным командованием к одному месту и лишенная оперативной маневренности армия в действительности сумела продержаться не считаные дни, а много недель – главным образом из-за того, что для русских дальнейшее продвижение на Запад представлялось более важным, чем быстрое уничтожение окруженной группировки. Однако жребий судьбы был все равно уже брошен в тот момент, когда командование армии безоговорочно приняло приказ Гитлера от 24 ноября. То, чего желали и всеми силами добивались в эти решающие дни генерал фон Зейдлиц и начальник его штаба, не имело ничего общего с преднамеренным политическим выступлением и тем более бунтом. Соображения, которыми они руководствовались, носили чисто военный характер. В этой небывалой катастрофической ситуации речь шла для них всего лишь о принятии оправданных с точки зрения солдатской этики и общечеловеческой морали решений, которые, конечно, предполагали собой глубокое сознание политической и моральной ответственности.

Зейдлиц не мог тогда знать, что за две тысячи километров от Сталинграда, в ставке верховного главнокомандования вермахта, начальник генерального штаба сухопутных сил генерал Цейцлер воспользовался теми же самыми аргументами, что и он, чтобы заставить упрямого и думающего лишь о своем престиже диктатора отменить приказ, лишивший 6-ю армию спасительной свободы маневра. Под конец Цейцлер был вынужден со всей прямотой заявить: «Было бы преступлением оставлять 6-ю армию там, где она находится. Мы не можем ни освободить армию, ни обеспечить ее снабжение. Она была бы попросту принесена в жертву, и притом без всякой пользы». Эти слова в точности соответствовали убеждениям генерала фон Зейдлица, чье внутреннее возмущение беспрецедентным в военной истории приказом Гитлера, выглядевшим как насмешка над здравым солдатским смыслом, нашло свое отражение в его памятной записке.

Впервые памятная записка была опубликована в изданном Гансом-Адольфом Якобсеном сборнике документов Второй мировой войны, – правда, без весьма существенного приложения к нему, озаглавленного «Материальное обеспечение LI армейского корпуса», на чем основывались многие важные положения записки. Жаль, что Якобсен не воспроизвел также резолюцию, которую начертал на записке Зейдлица начальник штаба 6-й армии генерал Шмидт. Между тем эта резолюция заслуживает огласки, ибо в ней отразилась точка зрения человека, являвшегося ближайшим советником Паулюса. Резолюция гласила: «Мы не должны ломать себе голову за фюрера, а генерал фон Зейдлиц – за командующего армией». Проявившееся в этих нескольких словах полное пренебрежение к столь важному для судьбы армии и продиктованному глубоким чувством ответственности документу свидетельствует не только об отсутствии у начальника штаба армии необходимой самостоятельности, но и прямо-таки о его преклонении перед Гитлером, чьи решения он даже не считал возможным критиковать. Однако сам Паулюс не сделал на памятной записке никакой пометки. Может быть, он не хотел впутываться в скользкое дело? Тем не менее через курьера Паулюс переслал этот документ на самолете в штаб группы армий, напомнив в сопроводительном письме о своих прежних соображениях в связи с создавшейся обстановкой и еще раз поставив вопрос о разрешении прорыва в сторону Дона [170] . Вложил ли он, однако, в эту просьбу всю категоричность и душевную страсть, на которые был способен? Судя по характеру его аргументации и по тем поверхностным замечаниям, которые сделаны на полях рукой начальника его штаба, это трудно предположить. Во всяком случае, памятная записка не возымела никаких последствий. Для нас и наших потомков она останется потрясающим документом, позволяющим увидеть абсолютные границы солдатской этики и осознать всю трагичность того, что происходило в те дни.