Андрей Кручинин - Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Невелики сомнения в том, что западные державы охотно пошли бы на столь выгодные условия, которые к тому же вполне соответствовали как пацифистским, так и «прогрессивным» устремлениям одного из влиятельнейших участников мирной конференции – американского президента Вильсона. «Я думаю, – вспоминал британский премьер-министр Д.Ллойд-Джордж, – что идеалистически настроенный президент… смотрел на себя как на миссионера, призванием которого было спасение бедных европейских язычников… Особенно поразителен был взрыв его чувств, когда, говоря о Лиге наций, он стал объяснять неудачи христианства в достижении высоких идеалов. “Почему, – спрашивал он, – Иисус Христос не добился того, чтобы мир уверовал в Его учение? Потому, что Он проповедовал лишь идеалы, а не указывал практического пути для их достижения. Я же предлагаю практическую схему, чтобы довести до конца стремления Христа”. Клемансо (французский министр-председатель. – А.К.) молча раскрыл широко свои темные глаза и оглядел присутствующих…» Русские военачальники, к счастью, были избавлены от подобных сентенций, но заявления союзников о нежелании «ни под каким условием» поддерживать «противореволюционную деятельность» тоже могли заставить недоуменно вытаращить глаза. И потому, решительным протестом сорвав очередную ленинскую попытку торговать Россией, правительство Колчака выступило с официальным обращением, опубликованным 21 февраля и явно адресованным иностранным радетелям демократии.

«… Правительство Российское, – говорилось в нем, – вынуждено торжественно и твердо заявить, что оно нанесло бы смертельный удар великому делу, им защищаемому, если бы пошло на соглашение и примирение с так называемой “советской властью”. Было бы бесплодно и нецелесообразно добиваться соглашения между Правительством, вдохновляемым идеями правового, демократического и национального государства, и организацией, которая сверху донизу построена на последовательном отрицании этих великих начал».

Подробное, многословное и аргументированное объяснение, почему тоталитарно-террористическая практика Советской власти не соответствовала «великим завоеваниям демократии», а ее внешняя политика являлась антинациональной, преследовало, должно быть, те же цели, что и включение Колчаком в заграничное «представительство России» (наряду с «царским» дипломатом С.Д.Сазоновым и «дипломатом Временного Правительства» В.А.Маклаковым) князя Львова и Чайковского, несмотря на тяжелую ответственность за развал государства в 1917 году, которая лежала на первом, и на откровенно выраженную вторым неприязнь к «диктатуре». Разыгрывание «демократической» карты, кажется, приносило определенные плоды и усиливало позиции тех иностранцев, которые смотрели на положение России более здраво. И 23 февраля 1919 года Колчак уже говорил с полной уверенностью:

«Еще недавно вся Свободная Россия была встревожена, когда получилось предложение Держав Согласия всем Правительственным организациям, обладающим вооруженными силами, послать представителей на Принцевы острова для соглашения с большевиками. Мы сочли ниже своего достоинства даже отвечать на эти предложения. Ныне этот вопрос может считаться поконченным. Сговора с большевиками на Принцевых островах не будет, и те Западно-Европейские государственные деятели, которые еще недавно поддерживали эти планы, ныне, прозрев, клеймят большевиков названием убийц и террористов, как то сделал Ллойд-Джордж в палате депутатов».

В то же время основания для беспокойства и даже недоверия к союзникам отнюдь не исчезли. На Парижскую конференцию, подводившую итоги Мировой войны, русские представители не были допущены, и им пришлось ограничить свою деятельность «декларациями, записками, иногда личными неофициальными беседами», переоценивать которые, конечно, не следовало. В результате Версальский договор, подписанный, в частности, представителями Боливии, Кубы, Гаити, Либерии, Сиама идр. и трактовавший среди прочих вопросов о передаче немцами Британии «черепа Султана Макауа», вывезенного из Германской Восточной Африки, – не имел подписи кого-либо из представителей России и ограничился в отношении самóй России процитированными ранее положениями. Ни к чему оказалось и «Особое подготовительное к мирным переговорам Совещание», образованное при министерстве иностранных дел согласно утвержденному Колчаком постановлению Совета министров от 17 декабря 1918 года (задачами Совещания были «собирание и всесторонняя разработка материалов по вопросам, связанным с мирными переговорами и с взаимоотношениями России с союзниками и помощью, оказываемой ими России»).

Мы видели, впрочем, что даже те немногие упоминания о России и ее интересах, которые были сделаны в Версале, позволяли надеяться на трактовку их в достаточно выгодном направлении, а потому вопрос вставал об официальном дипломатическом признании иностранцами правительства Колчака. Однако на это пошло лишь новообразованное Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, сообщившее о согласии «принять вновь назначенного Российского Посланника в Белграде» в качестве «представителя Российского Правительства, возглавляемого Адмиралом Колчак». Великие державы, напротив, ограничивались любезностями – такими, например, как апрельские телеграммы министра-председателя Франции Ж.Клемансо и военного министра Великобритании У.Черчилля по случаю успехов на фронте Верховного Правителя или ответ Клемансо на поздравление адмирала по случаю заключения мира («Я горячо желаю, – писал французский политик, – чтобы под Вашим благородным водительством защитники свободы и национального бытия России вышли в свою очередь победителями из той борьбы, которую они ведут»).

Казалось, что шаг к признанию был сделан в результате произошедшего весной и в начале лета обмена дипломатическими нотами, который Колчак, если верить воспоминаниям генерала М.А.Иностранцева, иронически охарактеризовал как попытку «меня исповедовать на ту тему, какой я демократ». Подписавшие первую ноту главы правительств Англии, США, Франции, Италии и Японии заявляли в ней, что «готовы оказать поддержку правительству адмирала Колчака и тем, которые работают вместе с ним, посылкой снабжения и военных припасов, дабы оно сделалось правительством всей России, при том, однако, условии, что союзные и соучаствующие правительства получат определенные гарантии, что его политика преследует ту же цель, что и они». В принципе, это было их право – помогать лишь тем, кого они считали бы в полном смысле слова своими единомышленниками, – однако только до тех пор, пока задаваемые Верховному Правителю вопросы не превращались во вмешательство в русские дела.