Литагент «АСТ» - Пушкин и 113 женщин поэта. Все любовные связи великого повесы

29 июля. Булацелю вздумалось третьего дня вдруг пригласить меня съездить с ним в Грубешов, и я, которому так трудно отказывать, согласился с ним ехать, несмотря на то, что очень не люблю поездки. За мое снисхождение я и был награжден, во-первых, тем, что Шепелев отдал мне небольшой должок, а во-вторых, что у него я прочел знаменитого Бальзака, коего по сию пору знал только по слуху. Небольшая его повесть «La Vendetta» передо мною оправдала его европейскую славу. Слог его истинно превосходный и мне показался выше всего, что я бы ни читал из нынешних и прежних произведений французских писателей.

23 ноября. Четверг. Я застал еще здесь [в Тригорском] отцов Пушкиных [Сергея Львовича и Василия Львовича], собиравшихся в путь ко Льву в Петербург, и которые обрадовались моему приезду, как радуются приезду родного. Провожал их до Врева — баронского владения Евпраксии.

…Хотя я нисколько не сожалею о том, что оставил службу военную, и не желаю снова начать гражданскую, разве только в таком случае, что представились бы мне в какой-либо особенные выгоды, — но все же сельская жизнь землепашца, помещика, пугает меня своим однообразием и отчуждением от движущегося и живущего мира.

Вчера я приписал в сестрином письме к Ольге Сергеевне и так расписался в душевном удовольствии, как никакой из приятельниц моих не писывал.

18 февраля. Село Малинники. Вот эпиграф к настоящему моему быту из последнего послания ко мне возлюбленного Николая Михайловича. На пути из Псковской губернии в сию заезжал я на несколько дней в Петроград, чтобы в день именин Анны Петровны навестить ее, и нашел у А. Пушкина, что ныне камер-юнкер, послание ко мне, про существование коего мне и не снилось. Эти четыре стиха я выписал из оного.

19 февраля. Понедельник. Кроме удовольствия обнять Анну Петровну, после пятилетней разлуки, и найти, что она меня не разлюбила, несмотря на то, что я не возвратился с нею к прежнему нашему быту, имел я еще и несколько других, а именно: познакомился с двумя братьями моего зятюшки Бориса — с баронами Михаилом Сердобиным и Степаном Вревским, людьми в своем роде очень милыми; потом представлялся я родственницам и приятельницам матери — госпожам Кашкиным, на свидание с коими мать теперь поехала туда же; рад я был видеть и недоступных Бегичевых, из коих старшей я подрядился чинить перья; наконец, у стариков Пушкиных в доме я успел расцеловать и пленившую меня недавно Ольгу. Вот перечень всего случившегося со мною в столице севера, если я прибавлю еще то, что видел моего сожителя варшавского Льва Пушкина, который помешался, кажется, на рифмоплетении; в этом занятии он нашел себе достойного сподвижника в Соболевском, который по возвращении своем из чужих краев стал сноснее, чем он был прежде. Я было и забыл заметить также, что удостоился лицезреть супругу Пушкина, о красоте коей молва далеко разнеслась. Как всегда это случается, я нашел, что молва увеличила многое. Самого же поэта я нашел мало изменившимся от супружества, но сильно негодующим на царя за то, что он одел его в мундир, его, написавшего теперь повествование о бунте Пугачева и несколько новых русских сказок. Он говорит, что возвращается к оппозиции, но это едва ли не слишком поздно; к тому же ее у нас нет, разве только в молодежи.

1 апреля. …Две недели тому назад познакомился я с родственницами, довольно дальними, с которыми можно бы было даже законно сблизиться священными узами: с девицами Бакуниными. Числом их шесть сестриц, очень милые, кажется, к тому же и певицы, и плясавицы, но все это никак не манит меня к супружеской жизни. Отец их — препочтенный и преобразованный старик, которого я очень полюбил; и хозяйка настоящая, тоже родственница наша, прелюбезная женщина, которая меня обласкала, как истинно родного.

23 августа . …Шесть месяцев, что я живу в одиночестве здесь, прошли так быстро, что я их не заметил. Ежедневный надзор за хозяйством оставлял мне мало времени для других занятий, а еще менее — для жизни умственной с самим собою. Физическая деятельность и отдых после оной сменялись только разъездами к почтенной моей родне.

Заехав однажды в Троицын день в Тверской уезд в дом Ушаковых (они — родня моей родне, и у сына их я служил три года в эскадроне), нашел я там, кроме трех премиленьких девочек (хозяйка дома — одна, а две — мои здешние соседки Ермолаевы), очень приятное общество и молодежь нынешнего и прошлого века, так что три дня, которые я там провел, кажутся мне теперь столь приятными, как редко я их проводил. С Ермолаевыми я врал и нежничал, а с одним юношей — поэтом князем Козловским — твердил стихи Языкова; это я впервые встречаю человека, который, не знав лично Языкова, знал бы наизусть столько же стихов, сколько и я их знаю. Чего же мне нужно более? Потом я опять встречался с некоторыми из лиц, там бывших: с двумя темнорусыми сестрицами Ермолаевыми, но все же мне не казалось столь приятным их общество, как это было первый раз. Они пленяли меня в разных видах и уборах, и песнями, и плясками, но очарование новизны исчезло, точно так же и надежды на быстрые успехи, которые всегда сначала мне льстят…

Александр Сергеевич Пушкин родился 26 мая (по новому стилю — 6 июня) 1799 года в Москве в небогатой семье отставного майора Сергея Львовича Пушкина, снимавшего квартиру в доме И. В. Скворцова, бывшего управителем у графини Е. А. Головкиной. Иван Скворцов был сослуживцем отца будущего поэта по Московскому комиссариату.

Воспитанию Александра, как и других своих детей: Ольги (рожд. 1797) и Льва (рожд. 1805), отец Сергей Львович и мать Надежда Осиповна уделяли особое внимание. Основу домашнего воспитания у них составляли изучение иностранных языков (французского, немецкого, английского, латинского), приобщение к поэзии, живописи, красноречию, музыке, а также арифметике и катехизису, что явилось в дальнейшем исключительно полезным.

В доме Пушкиных было принято общаться на французском языке. Но с пяти лет бабушка Мария Алексеевна Ганнибал начала учить Александра читать и писать по-русски.

В начале 1811 года был издан указ сената об открытии в Петербурге Лицея — учебного заведения нового типа, призванного соединить среднюю и высшую школы. М. А. Милорадович, будущий петербургский генерал-губернатор, высказался так: «Да, это не то что университет, не то что кадетский корпус, не гимназия, не семинария — это ЛИЦЕЙ!»

Отец будущего поэта Сергей Львович и дядя Василий Львович, пользуясь авторитетом и знакомствами, особенно с А. И. Тургеневым, занимавшим важный пост в министерстве народного просвещения, подали прошение о приеме в Лицей Александра. Вступительные экзамены мальчик сдал успешно: оправдало себя целенаправленное домашнее образование.