Франко Праттико - Перчинка (не полностью)

- Но кто же все-таки они были, эти' мальчуганы? - продолжал допытываться аптекарь.

- Если только они им не приснились, - язвительно вставил дон Доменико.

- Я знаю, кто они, - неожиданно произнес дон Микеле. - То есть я знаю одного из них...

- Вы ополченец ПВО, - официальным тоном заявил дон Доменико, - и ваша обязанность сейчас же отправиться наверх и узнать, что там произошло.

- Как же так?.. - пролепетал несчастный старик. - Послушайте только, что там творится!

- Вы ополченец ПВО, - повторил фашист, - и должны гордиться тем, что носите эту форму. Вы на своем примере должны показать, что не все такие подлые трусы и пораженцы, как авторы этих листовок. Идите, дон Микеле!

Что мог бедняга возразить дону Доменико? К тому же, фашист был не один. Все, кто находился в бомбоубежище, и особенно женщины сейчас же одобрили это предложение, так как каждому не терпелось узнать о судьбе двух мальчуганов, которые так неосторожно выскочили на улицу. Опустив голову, дон Микеле поручил себя всевышнему и медленно двинулся к лестнице, не отвечая на многочисленные советы, которые сыпались со всех сторон. Но не успел он сделать и десяти шагов, как его остановили радостные возгласы:

- Да вот же они! Вот они! Ура! Слава богу, живы, здоровы!

Подняв глаза, дон Микеле увидел перед собой худую, остренькую мордочку Перчинки и круглую физиономию его неразлучного дружка Чируццо. Оба мальчика вприпрыжку спускались с лестницы. Глядя на них, можно было подумать, что они возвращаются с веселой прогулки. И тот и другой были невероятно грязны и оборванны, но, как видно, совершенно здоровы. На них со всех сторон посыпалась радостная брань.

- Вот дураки безмозглые! Ну куда вас понесло? Жить надоело, что ли? Захотели, чтобы вас укокошило?

Один дон Доменико молча смотрел на ребят с откровенной враждебностью. Что касается дона Микеле, тот был на седьмом небе от радости, что теперь уже не нужно выходить под бомбы. Он обнял пораженного Перчинку и прошептал ему на ухо:

- Будь осторожен. Если у тебя есть листовки, спрячь их куда-нибудь. Дон Доменико подозревает...

В эту минуту фашист подошел к ребятам и положил руку на худенькое плечо Перчинки.

- Зачем ты выходил? - спросил он.

- Посмотреть на погодку! - дерзко ответил мальчик.

- Не прикидывайся дурачком, со мной это не пройдет! - злобно проговорил фашист. - Ты знаешь, что выходить из бомбоубежища во время тревоги запрещено?

- Нет, синьор, не знаю, - с притворным раскаянием в голосе ответил мальчик, почти вплотную приближаясь к огромному животу фашиста.

- Эй! - крикнул тот. - Отодвинься, не видишь, ты же весь в известке!.. Так будешь отвечать? Да или нет?

- Да, синьор, конечно, дорогой синьор! - торопливо закивал Перчинка.

Казалось, он совсем одурел от страха. Дон Микеле, который прекрасно знал смелость и находчивость Перчинки,, глядя на него сейчас, не верил своим ушам.

- Ну, - продолжал фашист, - зачем ты выходил на улицу?

- Не знаю, синьор, - растерянно пробормотал Перчинка и как бы невзначай снова прислонился к животу дона Доменико.

- Да отодвинься же ты! - взвизгнул фашист. - И так всего перепачкал в известке. Дон Микеле!

- Я здесь, слушаю, синьор, - поспешно отозвался ополченец.

- А ну-ка, обыщите этого сорванца, - приказал фашист. - Авось найдем что-нибудь интересное.

Дон Микеле нехотя повиновался. Люди, толпившиеся вокруг Перчинки и его приятеля, как по команде, принялись со скучающим видом разглядывать потолок бомбоубежища. Через некоторое время дон Микеле выпрямился и протянул фашисту целую коллекцию самого невообразимого хлама. Там были и пробочки, и стеклышки, и ножички со сломанными лезвиями, и даже мертвая ящерица.

- Вот, пожалуйста, дон Доменико, выбирайте, - проговорил он.

Фашист яростно мотнул головой.

- Я убежден, что это они притащили листовки в бомбоубежище. И ясно, что они их запрятали где-то здесь, - пробормотал он сквозь зубы.

Потом с угрожающим видом подошел к Перчинке и, замахнувшись на него, прошипел:

- Ну, выродок, говори, кто дал тебе эти листовки? А?

- Какие еще листовки? - спросил Перчинка. Теперь от его притворного испуга не осталось и следа.

Мальчик без улыбки смотрел на человека, стоявшего перед ним, и в глазах его светилось что-то похожее на угрозу. Перехватив этот взгляд, дон Доменико опустил руку, бормоча сквозь зубы:

- Впрочем, можешь не говорить, мы и так узнаем. А ты смотри! Я с тебя теперь глаз не спущу!

Сказав это, фашист круто повернулся, и тут все увидели, что из кармана его пиджака вывалилась и рассыпалась по полу пачка белых листочков. Не обращая ни на что внимания, он важно прошествовал в другую комнату, и все время, пока он шел, из его карманов сыпались те самые листовки, которые он искал. Все свидетели этой любопытной сцены, провожая его глазами, давились от смеха, а Перчинка тем временем уже преспокойно играл в "орлянку" с сыновьями булочника.

Наконец завыли сирены, возвещая отбой. Люди потянулись на улицу, и, когда бомбоубежище опустело, на полу не осталось ни одного листочка. Перчинка и Чиро побежали домой, где их ожидал Марио, не находивший себе места от беспокойства за исход этой первой операции. Дон Микеле забрался в дворницкую возле своего дома и вместе с дворником принялся обсуждать странные события, происшедшие в бомбоубежище. Сторож и его жена, у которых теперь не было дома, шарили среди развалин школы в надежде найти что-нибудь из своих вещей, после чего отправились ночевать в сырые подвалы бомбоубежища. Больше им некуда было деться, вокруг продолжалась война. Дон Доменико вернулся домой с двумя злополучными листовками в руках, с тревогой спрашивая себя, правильно ли он вел себя сегодня там, в бомбоубежище. Ведь при нынешнем правительстве, при этом Бадольо, никогда нельзя быть уверенным, что поступаешь именно так, как надо.

А листовки, разлетелись по домам квартала. Находились, конечно, люди, которые, прочитав, рвали их на мелкие кусочки. Однако были и такие, которые перечитывали их по три-четыре раза, стараясь найти в немногих словах, напечатанных на машинке, какое-нибудь указание, черпая в них надежду. Читая эти листовки, женщины плакали, а мужчины сжимали кулаки. Назавтра, выйдя на улицу, люди увидели на стенах уцелевших домов квартала сделанные углем и мелом надписи:

"Довольно!", "Мир!" Это не было делом рук Перчинки и его друзей, которые, как вы знаете, не умели писать. Это действовали листовки!

Сообщение о надписях привело Марио в восторг. Лежа на полу, почти в полной темноте, он печатал все новые и новые листовки, стараясь как можно тише ударять по клавишам, чтобы не услышали живущие наверху монахи. И с каждой новой листовкой появлялся новый призыв. И все же его частенько мучили угрызения совести. Ведь, откровенно говоря, самая опасная часть работы ложилась на плечи ребят, в то время как он работал почти в полной безопасности. Но тут уж ничем нельзя было помочь. Дело требовало того, чтобы он продолжал писать, писать без устали. Война шла к концу, и он обязан был своим трудом приблизить ее конец, помочь людям понять правду.