Арсений Замостьянов - Гений войны Суворов. «Наука побеждать»

Любимые фанагорийцы под командованием испытанного при Фокшанах и Рымнике чудо-богатыря Золотухина Суворова не подведут.

Вслед за генералом из Браилова прибыл именно фанагорийский полк (Суворов лично выехал в степь их встречать) и вдобавок полторы сотни проверенных мушкетеров-охотников Апшеронского полка. Прибывали казаки и арнауты. К концу первой недели зимы под Измаилом сосредоточился вполне боеспособный корпус: до 31 тысячи войск и 40 орудий полевой артиллерии. При этом порядка семидесяти орудий насчитывалось в отряде хитроумного, как Одиссей, генерал-майора де Рибаса — он закрепился на острове Чатал напротив Измаила. Флотилия де Рибаса отменно проявила себя в недавних ноябрьских боях. К этому необходимо добавить солидное подспорье в 500 судовых орудий: под Измаилом Суворов придавал большое значение флоту. С привычных, обжитых позиций артиллерия де Рибаса обстреливала Измаил уже не первую неделю — они поддержат армию огнём и при штурме. По распоряжению Суворова 6 декабря в хозяйстве де Рибаса заложили еще одну батарею из 10 орудий. Восемь батарей — это уже заметная сила, один из ключей к победе. Теперь по десять 12-фунтовых орудий было направлено соответственно на Бросские и Килийские ворота крепости. На этих участках, по планам Суворова, предстояла жаркая дуэль артиллерии.

С первых часов пребывания Суворова под Измаилом он постоянно совещается с инженерами, с войсковыми квартирмейстерами, вместе с ними анализировал особенности турецких укреплений и возводил учебные укрепления для армии.

Определимся с русскими силами, которые готовились к штурму под Измаилом: 33 батареи пехоты, 8 тысяч спешенных казаков, ещё 4 тысячи — казаков-черноморцев, 2 тысячи молдаван да 11 кавалерийских эскадронов и 4 донских казачьих полка. Всех войск под рукой Суворова было не более 31 тысячи человек. Главным образом — прославленная русская пехота. Кавалеристов и казаков набиралось лишь две с половиной тысячи.

Крепость располагалась на прибрежных высотах Дуная. Шесть с половиной километров надёжных укреплений! Глубокий ров, на основных участках заполненный водой, за ним — крутой земляной вал в 6–8 метров высотой и семь бастионов.

Цитадель с внушительным каменным Бендерским бастионом возвышалась на севере. На берегу Дуная крепость защищали артиллерийские батареи, делавшие невозможной атаку русской флотилии. С запада и востока крепость защищали озёра — Кучурлуй, Алапух, Катабух. Подступы к крепостным воротам (их названия остались в истории — Бросские, Хотинские, Килийские, Бендерские) простреливались артиллерийскими батареями. Фортификатор де Лафит-Клове знал своё дело. Крепость не зря считалась неприступной и благодаря ландшафтным условиям, и из-за продуманной фортификации, и из-за мощного гарнизона. Как-никак 35 тысяч войск, из которых половина — отборные янычары, прославленная элита турецкой армии. Не было недостатка и в артиллерии. Наверное, нигде в мире в то время не было сосредоточено столько орудий на метр земли — 265. Запасы снарядов и провианта были рассчитаны на весьма длительную осаду, и в декабре 1790-го никакого кризиса с этими необходимыми ресурсами в Измаиле не было. Комендант, трёхбунчужный сераскир Айдос Мехмет-Паша имел репутацию неустрашимого и искусного воина, его авторитет в войсках сомнению не подвергался. Татарской конницей командовал брат крымского хана Каплан-Гирей, мстительно ненавидевший Россию, наголову разбивший австрийские войска под Журжей. Приказ султана Селима Третьего тоже заслуживает упоминания: сдавшихся в плен ждала смертная казнь. На помощь султану, как обычно, пришёл и религиозный фанатизм. Муллы умело поддерживали в войсках боевой дух. Что ж, османы бились за свою веру, за своего государя, за свою родину… Турецкие воины, многие из которых уже имели личные счёты к русским, были готовы драться до последней капли крови.

Нелегко воевать зимой, да ещё и в XVIII в., когда не только кавалерию, но и артиллерию, и продовольствие, и снаряды тащили на себе лошадки. Военные кампании редко затягивались до серьёзных заморозков, зимой война переходила в тихую стадию, и только с весенним солнышком возобновлялись серьёзные кровопролитные действия. Но в 1788 г. Потёмкин предпринял штурм Очакова в начале декабря. И неприступный Измаил нельзя было оставлять нетронутым до весны. Тут и тактика, и стратегия.

Промозглым утром 7 декабря 1790 г. Суворов составляет ультиматум паше и всему гарнизону крепости — вот он, грозный голос империи, которая пребывала в зените славы:

…

«Измаильским властям

7 декабря 1790 г.

от Генерал-Аншефа и кавалера Графа Суворова-Рымникского Превосходительному Господину Сераскиру Мегамету-паше Айдозле, командующему в Измаиле; почтенным Султанам и прочим пашам и всем чиновникам.

Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими, но соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, даю знать чрез сие Вашему Превосходительству и почтенным Султанам! И требую отдачи города без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей! О чем и ожидаю от сего чрез двадцать четыре часа решительного от вас уведомления к восприятию мне действий. В противном же случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства, и за то никто как Вы и все чиновники пред Богом ответ дать должны».

Суровые слова, ничего не скажешь. Суворов поставил противника в жёсткие условия, сразу исключая возможность бессмысленных затяжных переговоров — пустой потери времени. Вместе с этим ультиматумом комендант получил и письмо от русского главнокомандующего — Потёмкина. Написано оно было уже неделю назад, но Суворов, по договорённости со Светлейшим, приберегал его для решительного дня.

Суворов получил от Потёмкина полномочия «поступать по лучшему вашему усмотрению продолжением ли предприятий на Измаил или оставлением оного», но решил доверить судьбу штурма коллективному разуму соратников-генералов. Конечно, учитывая авторитет Суворова, военный совет превращался едва ли не в формальность, но полководец считал его психологически важным, сплачивающим фактором. Ведь многие из тринадцати на предыдущем военном совете высказались за снятие осады! Вечером 9 декабря военный совет собрался — тринадцать будущих героев штурма. Генералы восторженно выслушали пламенную речь Суворова — что и говорить, это был не Гудович… Первым, не мудрствуя лукаво, за штурм проголосовал младший — Матвей Платов. И этот факт вошёл в правдивую легенду о славном донском атамане: «Славим Платова-героя, победитель был врагам!.. Слава казакам-донцам!..» «Приближась к Измаилу по диспозиции, приступить к штурму неотлагательно, дабы не дать неприятелю время еще более укрепиться. И посему уже нет надобности относиться к его Светлости Главнокомандующему. Сераскиру в его требовании отказать… Отступление предосудительно победоносным Ея Императорскаго Величества войскам». Подписали постановление: бригадир Матвей Платов, бригадир Василий Орлов, бригадир Фёдор Вестфален, генерал-майор Николай Арсеньев, генерал-майор Сергей Львов, генерал-майор Иосиф де Рибас, генерал-майор Ласий, генерал-майор Илья Безбородко, генерал-майор Фёдор Мекноб, генерал-майор Борис Тищев, генерал-майор Михайла Голенищев-Кутузов, генерал-поручик Александр Самойлов, генерал-поручик Павел Потёмкин. Суворов старался перед роковой битвой («на такой штурм можно решиться один раз в жизни») прочнее скрепить своих командиров. Дрогнуть было нельзя. Сам Суворов сказал: «Я решился овладеть этою крепостию, либо погибнуть под её стенами!»