Борис Бейли - Черчилль без лжи. За что его ненавидят

Молотов согласился с ним, но напомнил, что «в такой трудный момент, как настоящее время, тов. Сталин и советское правительство, конечно, интересуются вопросом, какие шаги будут предприняты американцами и англичанами для помощи нашему фронту».

Черчилль ответил, что придется изобразить дело таким образом, что операция «Факел» – это выполнение англо-американского обязательства о втором фронте, но главная цель состоит в том, чтобы не дать противнику успокоиться, что ему не придется защищать Французское побережье в этом году. Черчилль также заявил, что считает чрезвычайно важным установить дружественные, хорошие и искренние отношения со Сталиным, подобные тем, какие у него установились с Рузвельтом, чтобы можно было говорить о вещах без обиды друг друга.

В заключение Молотов поинтересовался, удобно ли Черчиллю на сталинской даче.

Черчилль ответил, что он весьма удовлетворен своим пребыванием на даче.

После обеда 14 августа, который сопровождался многочисленными тостами, Сталин предложил Черчиллю посмотреть кинокартину «Разгром немцев под Москвой». Черчилль ответил, что хотел бы видеть этот фильм, но сегодня уже поздно. Сталин сказал, что в этом случае можно передать Черчиллю копию фильма при отъезде. Черчилль поблагодарил и добавил, что посмотрит эту картину у себя в Чекерсе.

Следующая встреча двух лидеров состоялась 15 августа. За день до этого Черчилль направил Сталину специальное послание («Памятную записку») в ответ на меморандум советского лидера по поводу второго фронта. В меморандуме Сталин утверждал, что отказ Великобритании открыть второй фронт в Европе в 1942 году нанес большой ущерб Красной Армии и общему делу союзников. Черчилль ответил, сославшись на «Факел», что ни Англия, ни США «не нарушили никакого обещания» в отношении Советского Союза. Он понимает, какую боль и разочарование привез в Москву, имея в виду невозможность для Англии и США открыть второй фронт в 1942 г. Однако именно поэтому он полагал, что «лучше ему самому приехать в СССР» и «достигнуть личного взаимопонимания со Сталиным». Он надеялся на то, что и Сталин «чувствует, что в этом отношении был достигнут успех». Смысл ответа Стешина сводился к тому, что он и Черчилль узнали и поняли друг друга, «и если между ними имеются разногласия, то это в порядке вещей, ибо между союзниками бывают разногласия». Он был склонен смотреть на дело «оптимистически».

Черчилль сообщил Сталину данные о переброске на Британские острова американских войск. К 9 апреля 1943 года их численность должна была достигнуть 1 043 400 человек. Британский премьер сказал также, что положение с транспортом вскоре должно улучшиться. Американцы организуют надежную систему конвоирования судов, а англичане обеспечат за собой превосходство в воздухе.

Сталин спросил Черчилля, надеется ли тот, что операция «Факел» удастся. Черчилль ответил утвердительно. Советский лидер заявил, что, хотя эта операция не связана прямо с Россией, «косвенно ее значение очень велико потому, что успех операции – это удар по странам «оси». Одновременно с осуществлением операций в Северной Африке будут предприняты бомбардировки Сицилии и Италии. Это, в свою очередь, заставит немцев оттянуть свои силы для защиты территорий на Западе. Более того, «чтобы держать Гитлера в состоянии напряжения в ожидании нападения на Пролив, в августе будет проведен серьезный рейд на Французское побережье. Этот рейд будет представлять собой разведку боем, в которой примут участие 8 тыс. человек и 50 танков…

В заключительной части беседы Черчилль напомнил Сталину, что предупреждал советское правительство о предстоящем нападении Германии весной 1941 г., когда сообщил о переброске немецких танковых дивизий с Балкан в Польшу. На это советский лидер ответил, что «мы никогда в этом не сомневались», но что он, Сталин, «хотел получить еще шесть месяцев для подготовки к этому нападению».

В телеграмме Рузвельту 13 августа Черчилль так описал встречу со Сталиным: «Обстановка в первые два часа была мрачной и пасмурной. Я объяснял с помощью карт и аргументов, почему мы не осуществили операцию «Следжхэммер». Он заявил, что не согласен с нашими доводами. Он приводил противоположные аргументы, и все были довольно угрюмы. В конце концов он сказал, что не согласен с нашей точкой зрения, но мы имеем право решать. Во время этой дискуссии я, конечно, разъяснил операцию «Раундап», и он отнесся к этому очень легко, поскольку это дело далекое и имеются большие трудности для высадки где-либо за пределами авиационного прикрытия. Однако данные о прибытии американцев в Соединенное Королевство и о наших собственных предполагаемых экспедиционных списках были изложены как солидные факты.

Затем мы перешли к вопросу о беспощадных бомбардировках Германии, и это вызвало общее удовлетворение. Г-н Сталин подчеркнул важность того, чтобы сломить моральный дух немецкого населения, а я пояснил, что это является одной из наших первостепенных военных задач. Он заявил, что придает весьма большое значение бомбардировкам и что, как ему известно, воздушные налеты имеют в Германии огромный эффект… Я высказал мысль, что самое лучшее – это сначала преодолеть наихудшее. Я не собирался приукрашивать обстановку и особо попросил о том, чтобы между друзьями и товарищами, находящимися в опасности, разговор велся в открытую. Однако вежливость и достоинство преобладали.

Именно в этот момент сражения я ввел в бой операцию «Торч». Когда я рассказал все об этой операции, Сталин проявил большой интерес. Его первым вопросом было, что произойдет в Испании и в вишистской Франции. Несколько позже он заметил, что операция правильна в военном отношении, но у него имеются сомнения политического характера относительно ее воздействия на Францию. Он особенно интересовался сроком операции, и я сказал, что не позже 30 октября, но президент и все мы пытаемся приблизить этот срок, перенести его на 7 октября. Казалось, что это принесло большое облегчение трем русским. В это время г-н Сталин сказал, если полагаться на переводчика: «Да поможет Бог этому предприятию».

Это было поворотным пунктом в нашей беседе. Затем он стал выдвигать различные политические возражения, опасаясь, что захват англо-американцами районов по плану операции «Торч» будет неправильно понят во Франции. Что мы предпринимаем в отношении де Голля? Я заявил, что если бы он был полезен, то его использовали бы, но в настоящее время американский флаг является гораздо лучшей возможностью для легкого вторжения. Гарриман весьма решительно поддержал эту точку зрения, сославшись на сообщения американских агентов на всей территории «Торча», на которые полагается президент, а также на мнение адмирала Леги. Г-н Сталин конспективно высказал четыре довода в пользу «Торча». Первый: это нанесет Роммелю удар в спину. Второй: это будет держать в страхе Испанию. Третий: это вызовет боевые действия между немцами и французами во Франции. И четвертый: Италии придется испытать на себе главный удар всей войны. Такое заявление мне очень понравилось как указывающее на его быстрое и полное понимание новой для него проблемы. Я, конечно, добавил пятый довод, а именно сокращение морского пути через Средиземное море. Он поинтересовался, можем ли мы проходить через Гибралтарский пролив. Я также сообщил ему об изменениях в командовании в Египте и заявил о нашем намерении провести решающую битву в конце августа или в сентябре. Наконец стало ясно, что всем им понравился «Торч», хотя Молотов спросил, нельзя ли его осуществить в сентябре.