Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Был в местном издательстве, они как раз верстали «Робинзона Крузо» И ещё что-то из мировой классики, а местных авторов совсем не издают, если уж разве за свой счёт. Но и этого с определённостью сказать не могу, связи мои с Уралом ослаблены и случайны. Старею, скоро 70 лет, и на всё меня уже не хватает. Закончить бы роман успеть — эта книга моя главная.

Если поухаживаете за могилой Сергея Семёновича [ брата Марии Семёновны, фронтовика. — Сост. ] . Вам зачтётся перед Богом. Мы — далеко. Где-то там рядышком лежат и Алексей Ефимович, и Серафима Андреевна Ходыревы, наши крёстные, наверное, всеми забытые. Секлета их обихаживает, она тоже у них жила до замужества.

Ну, кланяюсь Вам, желаю здоровья и всего хорошего Вам и Вашим близким. Уралу поклон отдельный от меня и от М. С. Виктор Астафьев

21 января 1993 г.

Красноярск

(адресат не установлен)

Дорогой Илья Григорьевич!

Благодарю Вас за письмо, за поддержку, столь мне сейчас необходимую — идут письма самые главные, от тех, кто мыкался именно в 21-м полку и других полках, ему подобных.

Не смогу ли я попросить Вас, Илья Григорьевич, прочесть рукопись второй книги романа [ речь идет о романе «Прокляты и убиты». — Сост. ] . Сейчас я заканчиваю черновик, но к осени надеюсь довести книгу до читабельного состояния. Есть у меня там один генерал, почти хороший! Два командира полка и офицеры есть. Мне бы хотелось уточнить их действия и всё прочее. Сам я, как помните, лишь солдат, и Кочетов-классик называл нашу солдатскую правду-матку «кочкой зрения». Вторая книга больше первой и гораздо тяжелей. Если почему-либо не сможете выполнить мою просьбу — нет претензий. Кланяюсь Вам. В. Астафьев

31 января 1993 г.

(М.С.Литвякову)

Дорогой Миша!

Письмо твоё, прельстительное и прелестное, пришло в те дни, когда я доштурмовывал на пределе сил вторую книгу романа «Прокляты и убиты» и позавчера таки доштурмовал!

Съездил к сестре на день рождения (она по выговору, красе и характеру родимый папа, Пётр Павлович, кинула мужа старого, завела нового, из Игарки выехала на магистраль и живёт теперь неподалёку от меня). Выпил я у неё две с половиной рюмки и окосел на второй глаз, так я устал от работы. Ведь Написал 520 страниц, исписав почти две чернильницы этих вот хороших американских чернил которых осталось на донышке, ровно столько, чтоб написать тебе и ещё некоторым хорошим людям письма.

Тем временем мы сподобились увидеть с М. С. тебя по телевизору, и разом оба охнули — настолько ты сделался волосат, красив и на яврея совсем непохожий. А японочку, между прочим, ты мог бы нам подобрать и показать покрасивше, а то японец красавец писаный, а японок такого колера у нас и в Хакасии дополна.

Живём мы, Миша, как и все бывшие советские люди, где-то во всё стремительнее вращающемся пространстве, где и не поймёшь, чего творится, не успеваешь голову поворачивать на картины и кадры, в нём мелькающие. От всего захватывает дух и ноет сердце и живот — как дальше будет? И не поймёшь уже, где комедия и где трагедия. Всё смешалось. Мы живём на моей жопой заработанные деньги, которых, я думал, хватит мне и останется внукам. А теперь хватило бы на этот год. Я раньше всё боялся называть сумму, которую скопил трудами своими, а тут назвал эту сумму одному новому делателю денег и жизни, он расхохотался, сказал, что это пустяк. Так вот за пустяк я изработал всю свою жизнь, надсадил контуженую голову и отдал сиденью за столом всю вольность жизни, почти не познав прелестей и радостей её. Даже и не поблудил, сколь положено мужику.

И продолжаю так жить. Втянулся, и радости нахожу только в работе. Вероятно, я всё же надсажался не зря и место моё в литературе принадлежит только мне, хотя я и вышел из всех союзов. Посылаю вот тебе газету с объявлением о начале издания моих полных сочинений, которое, однако же, напоролось на современные ошеломительные цены и кабы не умерло на корню, хотя первые три тома налажены и находятся в издательстве. Шеститомное издание в «Молодой гвардии» законсервировано на четвёртом томе, и меня об этом даже не известили.

Но есть люди в Сибири и читатели, которые, вероятно, не дадут нам помереть с голоду. В Иркутске Гена Сапронов решил издать два тома моей военной прозы с первой частью романа во главе, положил мне плату хорошую. В Красноярске новое издательство решило печатать — тоже два тома «Последнего поклона», издаются книги и в Москве, но больше уже как-то стихийно и случайно. Не пропадё-ом!

Достраивается библиотека в Овсянке. Идут отделочные работы. Открывать будем по теплу, где-то в конце мая, и женщины наши обещали пригласить тебя, а я приглашу отдельно. Анечка [ А. Е. Козынцева, директор овсянск ой библиотеки. — Сост.] ростит своих трёх детей в наше время, и уж вот ей-бы надо давать ныне звание «Мать-героиня». Потому как Валера её, с виду несокрушимый мужик, стал часто болеть, а у нас и зарплату-то не всем платят, по больничному же...

Народ теперь, если его спросят, где тут изба Астафьева, говорит: «А недалеко от сельсовета трёхэтажная дача строится, так это его дача и будет». Так что народ положительного мнения о себе, обо мне и моих доходах. Молодец народ! Завсегда найдёт, кому позавидовать и кого бить.

Сейчас моя М. С. снова взялась за титанический труд — печатает мою рукопись, а я собираюсь у Парыж на презентацию журнала «Феникс XX», в хорошей компании: Василь Быков и редактор журнала Владимир Огнев. Маленько развеюсь, отвлекусь, и, глядишь, весна наступит. В огороде повожусь и потихоньку начну ковыряться в рукописи. Надеюсь поздней осенью, або зимой сдать её в «Новый мир», а там и третья книга наползёт. Но раз Господь приговорил меня к этому труду, надо его исполнять до конца.

Много чего надо бы написать, да и на другие письма надо сил оставить. Ирине наш общий поклон, сыну, невестке и всем дальше следующим тоже. Кланяемся, обнимаем я, Мария, Витя и Поля, которой 11-го исполнилось 10 лет. Преданно ваш Виктор Астафьев

11 февраля 1993 г.

Красноярск

(В.Я.Курбатову)

Дорогой Валентин!

Зима свалилась на склоны горы. Была она у нас квёленькая, не сибирская, но, к счастью, и не псковская, без дожжэй, хотя мокренько на дорогах и становилось порой. Но и зима, и Сибирь всё же «людям» женского рода и так просто не уступят, непременно спохватятся в мае, а то и в июне, навалят снегу, подморозят, упредят, что они всё же есть и забывать о них не надо. Но и при этаких клим. условиях, когда морозы держались в пределах минус 7 — 15. и лишь несколько суток до минус 27, в городе всё лопалось, тонуло, люди жили при 5-7 градусах тепла, в том числе и моя сестра, Галина Николаевна, святая душа и добрейший человек, которую всю жизнь за что-то иль печёт, иль морозит.