Дмитрий Лоза - Танкисты Великой Отечественной (сборник)

В цифрах мы, конечно, ничего этого тогда не знали, но «студебекеры», «виллисы» у всех на глазах были, и тушенку американскую интенданты нам доставляли. Мы еще и в сорок шестом эту тушенку ели и сало «лярд», обыкновенное было сало, только в необычной упаковке: в банках или в виде колбасы.

Я это все к чему говорю? А к тому, что не хочется неблагодарным быть.

Но я отвлекся.

Под Ковелем, находясь в обороне, мы, между вылазками на огневые позиции, немногие свободные часы использовали для отдыха. Тут уж молодость брала свое, играли в городки, волейбол, шахматы, устраивали соревнования по борьбе, а вечерами пели, танцевали; изредка привозили нам кинофильмы. В борьбе и городках и близко не было равных архангельскому богатырю Петру Терехову, он в момент и без большого труда любого клал на лопатки, а городошная бита, запущенная его мощной рукой, летела со свистом, как болванка из пушки «элефанта».

Забавы у нас были, конечно, наивно-примитивные, исходя из подручных средств. В один из погожих дней в полку проводилась командирская учеба. Занимались офицеры всех подразделений и служб, но из командования полка никто не присутствовал. Занятия по инженерной подготовке подходили к концу, когда мы обнаружили хорошо замаскированную в колее дороги учебную противотанковую мину. И надо же было именно в это время показаться на спуске горы машине начтыла майора Черняка. Не помню кто, но кто-то из командиров подразделений предложил проверить майора на храбрость. Быстро вложили в гнездо взрыватель МУВ-5, запорошили мину землею, ветками и залегли в кустах возле дороги, притаились, ожидая машину. «Виллис» правым колесом наехал-таки на мину, и взрыв произошел довольно сильный. Небольшое облачко дыма окутало вставшую машину. Шофер, видно, сильно испугался и, растерявшись, никак не мог включить заднюю передачу. Майор тоже малость припугнулся, сразу выскочил на обочину — лицо багрово-красное, остановился в недоумении, широко расставив ноги в хромовых сапогах. А мы из кустов: «Ха-ха-ха!» — и вскочили на ноги. Он тут понял, погрозил кулаком и захохотал вместе с нами, подрагивая солидным животом. Экзамен на храбрость Антон Парамонович выдержал успешно.

Через день начальник артвооружения полка капитан Дектярев проводил с офицерами занятия по стрельбе с закрытых позиций. Мы все сидели на теплой земле, борясь с дремотой, а он рассказывал про буссоль, стоявшую на треноге перед слушателями. В это время вернулся из корпуса начфин полка старший лейтенант Горпенчук, увидел, что офицеров «фотографируют», подхватился бегом и уселся в первый ряд, поставил рядышком свой портфель с деньгами. Капитан, сообразив, в чем дело, быстро перевоплотился из преподавателя в «фотографа»: всех поправляет, как лучше сесть, кому куда встать. Мы тоже включились в игру, подтянулись поближе, прихорашиваемся. «Фотограф» трижды предупреждал, что снимает, закрывая и открывая объектив ладонью. Офицеры смеялись, посматривали на начфина, и Аркадий Ануфриевич все-таки заподозрил, что над ним подшутили. Но только дня через три признался:

— Да ведь буссоль-то я видел впервые, потому и принял за фотоаппарат. А сфотографироваться и послать своим до того хотелось!

Вот так мы развлекались, шутили. Смешно, конечно.

Со второй половины июня немцы стали ежедневно наносить по району расположения полка бомбоштурмовые удары, иногда по нескольку налетов за день, применяя и 1000-килограммовые бомбы. Надежно укрытые и хорошо замаскированные машины от этих налетов не пострадали, не пострадали и люди, все своевременно уходили в добротно оборудованные укрытия, так как о налетах люфтваффе нас загодя предупреждала служба ВНОС — воздушного наблюдения, оповещения и связи.

В один из таких налетов я сидел на башне самоходки, писал письмо домой, а экипаж спрятался в окопе под машиной. Настроение у меня, вроде беспричинно, было наисквернейшее, обычно это бывало перед какой-нибудь неприятностью, и я безучастно воспринял бомбежку, не спешил прятаться в башне или окопе, продолжал свое письмо. Буквально за секунды взорвалось три бомбы в нескольких десятках метров от самоходки, и тут же по кронам деревьев над батареей ударили пулеметные очереди. Конечно, немцы бомбили и стреляли наугад, бесприцельно, так как не могли видеть наши отлично замаскированные машины. Но три пули все-таки угодили в запасной топливный бак, закрепленный на левом надкрылке. Быстро заделав отверстия деревянными пробками, я закончил письмо. Через несколько минут все стихло, люди опять без опаски ходили по расположению полка.

Как оказалось, это было только предвестием беды.

Вскоре мимо меня в глубь леса прошли командир 2-й батареи лейтенант Миша Зотов и старший писарь штаба полка, а проще говоря, машинистка Аня Майорова, я смотрю, они мишень самодельную понесли, хотели потренироваться в стрельбе. Аня была очень интересная, да, что там, — просто красавица, я мало таких женщин встречал. Все мужчины полка смотрели на нее с восхищением. А Либман был некрасивый, маленький, страшный, вдобавок еще и тупой, но в офицерском кругу ходили настойчивые слухи, что Либман имеет на нее какие-то виды, и уже не просто виды, хотя человек он был семейный, имел двоих детей.

Из глубины леса послышалось несколько выстрелов. А минут через двадцать мимо самоходки на носилках пронесли раненую Аню. Все недоумевали, как это могло случиться?! Потом Миша нам рассказал, что он стрелял первым, сбил мишень, отдал пистолет Ане и пошел поправлять, внезапно сзади раздался выстрел — она в себя стрельнула! Старший врач Григоров оказал Ане первую помощь и отправил в медсанбат дивизии. Все мы переживали и сокрушались из-за случившегося, но, конечно, больше всех горевал Михаил. А тут еще раз за разом его стал вызывать оперуполномоченный Смерша лейтенант Белоглазов, заставлял писать объяснения. Михаилу и так было нелегко, эта девушка из села Красновидово в Татарии была изумительной красоты, кроткого нрава, и Миша испытывал к ней самые нежные и серьезные чувства. Через два дня в полку стало известно, что операция по удалению пули прошла нормально, самочувствие раненой удовлетворительное. Аня осталась жива. Позже Григоров рассказал мне, что вырезали пулю со спины; пуля прошла мимо сердца, не задев его, так что девушке повезло. Все радовались такому исходу, по инициативе Михаила большая группа офицеров даже написала Ане воодушевляющее письмо.

Мы все думали-гадали, почему она это сделала, и сошлись на одном: видно, невтерпеж ей стало в штабе.

И вот, через годы… В общем, промашка у меня случилась! Ездил я в Горький (еще не Нижний Новгород) на профсоюзную конференцию, обедали мы в ресторане — и что-то мне померещилось, когда взглянул я на буфетчицу. Только потом, уже мы уехали, я вдруг понял: это была Аня. Как же я жалел! Подошел бы поговорить, расспросить, я ведь тогда материалы для книги собирал, а она много интересного могла рассказать…