Анатолий Кони - Собрание сочинений в 8 томах. Том 4. Правовые воззрения А.Ф. Кони

3. Число лиц , участвующих в заключительных прениях, законом не ограничено. Сложность и важность дела может вызвать необходимость возложения обязанностей обвинителя на двух и даже более представителей прокуратуры. В нашей судебной практике такие случаи бывали неоднократно (например, дело Таганрогской таможни в Харькове, дело игуменьи Митрофании в Москве, дело «Нечаевцев» в Петрограде и т. п.). По той же причине подсудимый может иметь нескольких защитников, а потерпевший, пользующийся правами обвинителя, гражданский истец или гражданский ответчик (например, по 683 статье первой части X тома) в уголовном суде — нескольких представителей. В ст. 226 германского Устава уголовного судопроизводства говорится, что «несколько должностных лиц прокуратуры и несколько защитников могут действовать вместе на главном следствии и разделять между собою их работу». Попытки ограничить число защитников двумя были сделаны в Италии, в проекте преобразований в уголовном судопроизводстве, составленном Боначчи при министерстве Рудини и переработанном уже Криспи министром юстиции Тавани ди Календа. В нем указывалось, что по делам директоров крупных промышленных или финансовых предприятий число защитников одного подсудимого доходит до девяти, что крайне обременительно для суда. Но как бы иногда ни было неудобным для суда большое число защитников — это не имеет значения для правильных условий судебного состязания. Установляя судебное состязание, закон имеет в виду две стороны — обвиняющую и защищающую, и задачей их законной борьбы ставится исследование истины в уголовном деле, насколько она доступна силам человеческого понимания. Численное неравенство сил не имеет в этом отношении значения. Оно лишь случайный признак. Против одного подсудимого могут выступать по два прокурора, против одного прокурора— несколько защитников. Гораздо важнее количества представителей сторон — их качество . Рассматриваемые с точки зрения таланта и знания, несколько заурядных защитников не могут составить надлежащего противовеса одному талантливому обвинителю, а три-четыре рядовых прокурора не идут в сравнение с одним богато одаренным защитником, горячим словом которого движет глубокое внутреннее убеждение. Становиться на почву учета сил в этом отношении и опасно, и произвольно. Но если нельзя говорить о качестве представителей сторон, то еще менее можно говорить о их числе.

4. Порядок заключительных прений соответствует порядку перечисления, сделанному в 736 статье Устава уголовного судопроизводства, причем для соблюдения правила 748 статьи Устава уголовного судопроизводства о том, что во всяком случае право последнего слова принадлежит подсудимому или его защитнику, объяснения гражданского ответчика за деяния подсудимого должны быть выслушиваемы после представления объяснений гражданским истцом или частным обвинителем. Предоставление гражданскому истцу участия в заключительных прениях лишь по выслушании речей прокурора и защитника составляет

несомненное нарушение ст. 736 Устава уголовного судопроизводства, которое только в таком случае может быть призвано несущественным, если защитнику предоставлено было возразить гражданскому истцу, а подсудимому было дано последнее слово (1870/671, 1874/209).

5. Способ прений , согласно с одним из основных начал Устава уголовного судопроизводства — устностъю , должен быть словесный. Устав уголовного судопроизводства (статьи 625–629) всемерно устраняет чтение там, где оно может быть, без нарушений необходимой точности и определенности, заменено живым словом. Допущение чтения речей не только подрывало бы впечатление, которое они должны производить, и ослабляло бы непосредственность восприятия их содержания, сосредоточивая на себе гораздо менее внимания, чем изустные объяснения, но и неизбежно придавало бы им свойство заранее написанных до судебного заседания. Сенат (1873/977) признал недопустимым произнесение заключительных речей по проектам, заранее заготовленным, но разрешил, однако, сторонам «заглядывать» в заметки, когда изменяет память, т. е. применил к речам правило о памятных записках при изустных показаниях, содержащееся в 628 статье Устава уголовного судопроизводства.

Последняя краткая сессия Государственной думы открылась речами, в одной из которых очень удачно было указано, что к воспрещению казенной продажи водки и спирта, вызванному войной, могут быть применены слова Пушкина о «рабстве, павшем по манию Царя». Действительно, снятие ига этого второго рабства в течение полугода принесло уже яркие и осязательные плоды. Порядок и спокойствие в деревне, очевидное и быстрое уменьшение преступности во всей стране, ослабление хулиганства и поразительный по своим сравнительно с прошлыми годами размерам приток взносов в сберегательные кассы — служат блестящими доказательствами благодетельности этой меры. А, между тем, сколько лет по отношению к вопросу о борьбе с народным пьянством наше законодательство и, в значительной мере, общество и печать ходили «вокруг да около», намечая трудно осуществимые способы борьбы, в действительность которых они сами не верили, стыдливо и лицемерно умалчивая о главном источнике зла. Голоса немногих общественных учреждений и отдельных лиц, радевших о нравственном физическом здоровье народа, терялись в согласном хоре официальных заявлений, из которых в одном, авторитетно сделанном в Государственной думе, даже говорилось, что водка составляет предмет первой необходимости для народа, в забвении того, что она грозит обратиться в предмет его конечной гибели. К этому хору присоединилась голоса своекорыстных добровольцев из частных лиц, певших о том, что «все обстоит благополучно» и повторявших избитые ссылки на то, что «Руси» нет другого веселия, как «пити», и кощунственные указания на брак в Кане Галилейской и, даже, на Тайную Вечерю. Надо заметить, что долгое время наше общество относилось к питейному вопросу весьма равнодушно. Оно оставалось, за малыми исключениями, посторонним зрителем смены картин и настроений в этом вопросе. Пред его глазами прошел откупщик, провинциальный питейный меценат, финансовый друг отечества, безнаказанный фальсификатор народной отравы и легализированный насильник во имя своих прав на это, прошел корректный и безупречный чиновник акцизного ведомства. На его глазах «дешевка» заменила приправленную дурманом «сивуху», а затем, когда продавцом водки сделалась казна, открылись «винные лавки» с их атрибутами — чистотой, порядком и внутренним благочинием.