Анатолий Кони - Собрание сочинений в 8 томах. Том 2. Воспоминания о деле Веры Засулич

Указанное выше отсутствие судебной проверки, при окончании большого числа дознаний административным порядком, — причем обращается внимание лишь на то, что открыто, а не как открыто, — вызвало в заведующих дознаниями значительное ослабление сознания ответственности за свои действия. Плодом этого было возбуждение массы дознаний по неосновательным поводам, без наличности признаков преступления и производство их с грубым нарушением существенных правил судопроизводства относительно обысков, арестов и т. п.

Таким образом, явился особый род дознаний, производимых не о преступлении, а на предмет отыскания признаков государственного преступления , причем, конечно, рамки исследования могли расширяться до бесконечности.

К этим дознаниям привлекались целые группы воспитанников учебных заведений, отрываемых на более или менее продолжительное время от учебных занятий, а иногда и вовсе лишаемых возможности продолжать образование. Таким образом, в некоторых судебных округах арестование стало, ввиду отсутствия достаточных для него оснований, носить название «приглашения впредь до разъяснения дела», каковое разъяснение продолжалось по нескольку недель, а поводом к привлечению в качестве обвиняемого иногда стали приводиться без всякого фактического подтверждения «сочувствие революции», «внушающий подозрение образ жизни», или «вредный образ мыслей», или, наконец, «имение коммунистической книги», причем таковою оказывалась «Histoire du Communism» Alf. Sudre одного из самых горячих и сильных противников этого учения.

Легкость, с которою возбуждались дознания и принимались меры против обвиняемых, представляла, вместе с тем ,довольно удобное условие для мстительной деятельности различных темных личностей, которые стали прибегать к доносу как средству сделать неприятность врагу или напугать с корыстолюбивою целью совершенно невинного человека. Ежегодно стал возникать ряд дел, построенных на этой почве, причем прокуратура и чины жандармского корпуса оказывались в течение некоторого времени игрушкою в руках ловкого доносчика. Из числа многих подобных дел, в качестве примера, можно привести дела:

0 фельдшере М., о котором было возбуждено дознание по безымянному доносу о том, что он сближается с крестьянами и возмущает население, доносу, вполне неосновательному и написанному, как оказалось, конкурентом М. по практике фельдшером Г., сначала требовавшим с М. уплатить ему 300 рублей отступного ; дело по доносу священника С. о «предосудительном поведении против правительства» барона К. и по доносу того же барона К. на того же священника С., обвиняемого им в чтении в церкви манифеста об отречении государя от престола; дело по доносу бывшего помощника надзирателя Ч. на дворянина Т., 19 лет, которого Ч. обвинял в составлении прокламации, в которой для выражения сочувствия славянам предлагалось «свергнуть долой правительство и его башибузуков»,

При дознании оказалось, что Ч., желая отличиться открытием политического дела, сам изготовил несколько экземпляров прокламации посредством копировальной бумаги, наклеил их в нескольких местах на улицах, подбросил Т. и собирался подбросить еще десяти молодым людям, адресами коих он заблаговременно запасся. Особенно часты неосновательные доносы, дающие повод к дознаниям, по обвинениям в произнесении дерзких слов против государя императора. И хотя, по большей части, подобные доносчики подвергаются административному взысканию, когда удается обнаружить свойства их постыдных действий, но так как, по свойству дел, эти взыскания высшим начальством признается неудобным налагать по суду, то эти случаи остаются безгласными, не устрашая новых доносителей и не успокаивая взволнованную подобными случаями общественную среду.

Нужно ли говорить, что при указанных условиях школа законности, которую некоторые думали видеть для чинов корпуса жандармов в законе 19 мая, обратилась в школу произвольных действий, прикрываемых жалкою оболочкою формальностей, и что развившиеся в этой школе товарищи прокурора стали, в нередких случаях, относиться пренебрежительно к своим прямым судебным обязанностям и вносить в исполнение таковых недостаточное знание потерявшего их уважение закона.

Быть может, в этом надо искать отчасти причину бедности прокуратуры, несмотря на ее многочисленный состав, в способных обвинителях и плохого состояния нашей следственной части, остающейся без авторитетного, основанного на безусловном уважении к указаниям закона надзора со стороны прокуратуры. Ибо может ли товарищ прокурора, привыкший подписывать постановления о «приглашении впредь до разъяснения» дать правильные указания следователю относительно оценки и мотивировки оснований для взятия под стражу по общему преступлению, может ли лицо, смотрящее на обыск, как на одну из самых элементарных и ни для кого не затруднительных мер, на привлечение в качестве обвиняемого, как ка нечто обыденное и не требующее особых размышлений, удержать своими советами неопытного и горячего следователя от неосновательного, и потому оскорбительного, обыска, от гибельного для нравственных и материальных сторон жизни честного человека

привлечения его к следствию без тщательно измеренных и взвешенных оснований.

Пример, интересный и поучительный, применения закона 19 мая в обширных размерах представляет дело о пропаганде в империи, разрешенное в январе 1878 года Особым Присутствием сената, известное под именем «дела 193-х»

Оно началось в конце 1873 года и вскоре разрослось вряд связанных между собою совершенно внешним и искусственным образом отдельных производств, возникших и возбужденных в 37 губерниях и в войске Донском. Уже к концу 1874 года было привлечено к дознанию в качестве обвиняемых 770 человек, из коих 265 были заключены под стражу. При своем окончании это дело представляло громадное производство в 147 томах с 193 обвиняемыми лицами.

Эта цифра, в связи с поразительными примерами глубины и объема пропаганды, изложенными в особой записке, разосланной высокопоставленным лицам, доказывала успешность и высокую целесообразность дознаний, производимых под одним общим руководством прокурора саратовской судебной палаты Жихарева по закону 19 мая. Казалось, что исследователи, действия которых произвели немалую тревогу в различных местах России, вполне искупили эту тревогу тем, что обнаружили массу виновных и проникли, не стесняясь условиями общественного и личного положения обвиняемых, в самые тайники пропаганды, указав, наряду с рядовыми проповедниками насильственного переворота и их жертвами, на такие выдающиеся случаи, как поощрение женою жандармского штаб-офицера сына к пропаганде, введение профессором агитатора в кружок студентов, замещение мест по земской службе лицами, специально рекомендованными председателю управы человеком, всецело посвятившим себя анархической пропаганде, раздача земским врачом арестантам, с целью устройства побега от конвоя, сонных порошков для последнего и т. п.