Ричард Португальский - Харьков – проклятое место Красной Армии

После овладения танковым корпусом СС Белгородом и отхода 69-й армии за Северский Донец части дивизии «Великая Германия» продолжали теснить соединения 40-й армии в северном и северо-восточном направлениях с целью создания условий для продолжения наступления теперь уже на Курск. Сплошного фронта обороны в полосе армии не было, управление войсками – нарушено. 20 марта начальник штаба фронта генерал-майор Пилипенко докладывал Ф.И. Голикову: «Связи с Москаленко не имею. Самолеты не возвратились… Директиву вашу на 17.00 Москаленко не получил ни самолетом, ни шифром… Рация на вызовы не отвечает.

С Казаковым связь самолетами, офицерами. Констатируются факты отсутствия управления войсками, разбросанности штаба армии и полное незнание обстановки…» [362]

В это время на Воронежском фронте находились уже два представителя Ставки: в дополнение к А.М. Василевскому сюда же прибыл по указанию Верховного Главнокомандующего Г.К. Жуков. В их донесении Сталину от 20 марта речь о разгроме «харьковской группировки противника», как это было ранее, уже не шла: «Докладываем обстановку у Филиппова (Голиков. – Авт .) к исходу 19.3.1943 г.

Личным посещением войск 19.3 установили, что 18.3 Белгородом противник овладел не с запада, со стороны Борисовки, как об этом доносилось, а ударом с юга через армию Казакова. В течение сегодняшнего дня противник свои усилия направлял со стороны Борисовки на Томаровку и в 18.00 овладел Томаровкой, Мощеное. На остальных направлениях ограничивался действиями мелких отрядов и вел огневой бой.

Войска Филиппова, выполняя приказ, организуют оборону на указанных во вчерашнем донесении рубежах…

До сих пор скверно с управлением, особенно у Казакова. Казаков фактически войсками не управляет, а о двух дивизиях (340-й и 107-й) совершенно не имеет данных…

Войска всех армий фронта в результате длительных непрерывных боев сильно истощены, малочисленны и не имеют артиллерии, минометов, ПТР и станковых пулеметов…

Войска армий Катукова и Шумилова по-прежнему поступают весьма медленно» [363] .

В это время в разрыв в оперативном построении между 40-й и 69-й армиями стали прибывать соединения 21-й армии генерал-лейтенанта И.М. Чистякова. Ее передовая 52-я гвардейская стрелковая дивизия в ходе тяжелых боев на обоянском направлении остановила части дивизии СС «Мертвая голова» и обеспечила сосредоточение и развертывание главных сил армии на указанном рубеже. Представление об этом бое дает донесение Василевского: «Личным выездом в 52-ю гвардейскую стрелковую дивизию установил, что 20.3 из Белгорода вдоль шоссе на Обоянь противник наступал силами 45 танков, 15 бронемашин и до двух батальонов мотопехоты, но, встретив организованный огонь обороны 52-й дивизии и потеряв 13 танков и 5 бронемашин, отошел в район Оскочное, оставив перед передним краем обороны 87 трупов. По сведениям местных жителей, противник с поля боя всю ночь вывозил трупы и подбитые танки. Очень хорошо накрыли мотопехоту противника наши РС» [364] .

После этого прорвать оборону 21-й армии танковый корпус СС был уже не в силах. Но и 21-я армия, в отличие от первоначальных планов ее применения – нанести совместно с 1-й танковой армией удар и разгромить противника, осталась после отражения его затухающих ударов на занимаемых рубежах. В своих послевоенных мемуарах Чистяков объяснил такое изменение в планах следующим образом: «Когда после войны я учился на Высших академических курсах Академии Генерального штаба, меня спрашивали, если речь заходила об этом случае: «Почему вы не стали развивать успех, не пошли на встречное сражение?»

В принципе вопрос был поставлен правильно. Можно было пойти на встречное сражение. Но мы считали тогда, что этот шаг неразумен, поскольку не знали хорошо противника, где он, какими силами располагает, да и где соседи справа и слева, тоже не знали. Они не раз отходили. К тому же наша армия во время скоростного марша сильно растянулась, и за такой короткий срок организовать взаимодействие с авиацией, с соседями и даже внутри армии мы не смогли бы.

Надо учесть также и то, что здесь была всего одна дорога, а наступать по целине было нельзя – кругом лежал очень глубокий снег. Артиллерию на конной тяге по такому снегу вряд ли можно было быстро выдвинуть на огневые позиции, да и пехоте по нему двигаться тяжело. У противника к этому времени, наоборот, имелось много моторизованных частей, танков; это давало ему большие преимущества в тех условиях.

Поэтому-то мы решили, и А.М. Василевский с нами согласился, как и командующий Воронежским фронтом Н.Ф. Ватутин, в подчинение которого вошла наша армия, что задачу свою – остановить противника – мы выполнили и на этом надо пока остановиться.

Некоторые товарищи сейчас пишут, что 21-я армия будто бы стала на заранее подготовленный рубеж обороны. Я должен со всей ответственностью заявить, что никакого заранее подготовленного рубежа обороны в этом районе не было. Все рубежи первой и второй армейской полосы обороны готовили мы сами с помощью местного населения. На тыловой армейской полосе все работы вело только местное население» [365] .

На этом оборонительная операция Воронежского фронта завершилась. Положение в его полосе стабилизовалось до июля 1943 г., т. е. до начала Курской битвы. Отражая контрнаступление, советские войска понесли большие потери. В соединениях Воронежского фронта и 6-й армии Юго-Западного фронта за март они составили более 86 тыс. человек, при этом 41,5 тыс. безвозвратные [366] . Войскам фронта был нанесен значительный урон в боевой технике и вооружении. Так, в 69-й армии после отхода за Северский Донец осталось всего 77 орудий и минометов [367] . 40-я армия с 10 по 21 марта потеряла 134 орудия и 159 минометов, а весь Воронежский фронт – 645 орудий и 1358 минометов [368] .

Столь трагический итог операции командующий войсками Воронежского фронта генерал Голиков пытался объяснить незнанием обстановки. В своем отчете в Ставку по поводу тех событий он писал: «На этом этапе я имел неправильную оценку намерений и возможностей противника. Ошибка в оценке противника заключалась в том, что мы рассматривали массовое движение моторизованных сил противника на Полтаву как его отход. Между тем противник отводил главные силы своего танкового корпуса СС в район Полтавы для того, чтобы начать отсюда свой контрудар».

Однако признание своих ошибок еще не освобождало от ответственности. Сталин как Верховный Главнокомандующий по сложившейся у него привычке искал виновных среди непосредственных исполнителей решений Ставки. И конечно, искал недолго. Возложив ответственность за сдачу Харькова и Белгорода на генерала Голикова, он отстранил его от командования войсками Воронежского фронта, а на эту должность назначил генерала Ватутина. Где логика в такой замене – сказать трудно. Ведь незадолго до того, в феврале 1943 г., войска возглавляемого Ватутиным Юго-Западного фронта потерпели не менее тяжелое поражение в Донбассе.