Григорий Климов - Откровение

А я смотрю на полковника Позднякова и вспоминаю, что после моего отъезда из Мюнхена немецкая полиция арестовала ударную группу советских агентов-уголовников, засланных из советской зоны Германии, которые должны были похитить трех человек: меня, полковника Позднякова и моего вице-президента Кронзаса, который тоже усердно уговаривал меня поехать на рыбалку типа: ночь, луна, ящик водки - и рядом советская граница. Но рыбка не клюнула.

Тогда послали в Мюнхен ударную группу, которую арестовала немецкая полиция. Захватили автомашину из советской зоны, пистолеты, специальные шприцы для усыпления. Дело было громкое и об этом официально сообщалось в газетах. Лисьи игры между КГБ и ЦРУ А посреди этой паутины, как паук, сидит мой комиссар Алёша, на котором висит старое дело о погибших НТСовских парашютистах. Но Алёше все как с гуся вода.

Все это было для меня слишком запутанно, слишком сложно и непонятно. И у меня был хороший урок: когда-то я столкнулся с советской властью в лице майора Еромы, который был парторгом, парторгом Правового, то есть юридического управления Советской Военной Администрации в Германии, и который украл у меня мотоцикл. Крупный партиец оказался вором. А я сдуру, да, сдуру /!!!/, по букве закона подал рапорт начальству. И наказали не вора-парторга, а меня - и отправили меня, как в ссылку, назад в советскую Россию! О, как я потом раскаивался за эту глупость. Подобный урок я получил и от американских воров в концлагере "Кэмп Кинг". Когда я случайно обозвал воров ворами, воры обиделись и арестовали меня во второй раз, а потом отвезли меня назад на советскую границу, где чуть было не выдали меня, политического беженца, советским властям. Поэтому в деле с моим комиссаром Алёшей, когда в третий раз складывалась подобная ситуация, спорить с властями мне не хотелось. Как говорится, пуганая ворона куста боится. Потому я и не рассказывал эту путаную историю с парашютистами профессору Вольфу.

После моего отъезда из Мюнхена в Америку в сентябре 1955 года в ЦОПЭ начались всякие пертурбации, в результате чего "Центральное объединение послевоенных эмигрантов" переименовали в "Центральное объединение политических эмигрантов". Журнал "Антикоммунист" на немецком языке, где я был главным редактором, закрыли, так как теперь никто из актива ЦОПЭ не знал немецкого языка. А вместо журнала "Свобода" теперь стал выходить раз в год литературный альманах "Мосты", чтобы подсовывать его советским туристам, артистам и КГБистам.

А дело в том, что "послевоенные эмигранты", то есть перебежчики, теперь вместо того чтобы "искать свободу на Западе", вдруг стали уходить с Запада назад в СССР. Майор Ронжин... Медвежатник, который дрессировал медведей в советском цирке... Лейтенант Овчинников... А ведь такое возвращение означало 10 лет концлагеря или расстрел.

Мне особенно жалко лейтенанта Овчинникова. Он честно работал в ЦОПЭ и на Радио "Свобода", а также писал свои мемуары. Но в этих мемуарах он отрицательно отзывается о евреях, с которыми ему пришлось иметь дело в СССР. Тогда его приглашает начальник мюнхенского отдела "Голоса Америки" Чарли Маламут, еврей, троцкист и переводчик книг Троцкого и говорит:

- Вы тут плохо пишете о евреях. Этого писать нельзя!

- Почему нельзя? - уперся Овчинников. - Ведь это правда!

- Это антисемитизм, - поучает Маламут. - Вычеркните это!

- Вы зазываете нас по вашему "Голосу Америки", чтобы мы приходили сюда и говорили здесь правду. А когда я пишу правду, вы говорите мне "нельзя".

Так они ни до чего и не договорились. После этого с Овчинниковым говорит Алёша Мильруд, который за кулисами командует ЦОПЭ. И опять Овчинников не сдается. Тогда Мильруд дружески советует:

- Знаете, за это вам могут и в Мюнхене голову открутить.

Конечно, это была пустая угроза, просто психологический нажим. Но после этого лейтенант Овчинников задумался. Он ушел из ЦОПЭ, потом работал на Радио "Свобода". Но и здесь сплошь все начальство из евреев. Хотя Овчинников был первоклассным пропагандистом, но, в конце концов, он не выдержал и говорит своим друзьям:

- Если мне здесь голову открутят, так пусть меня лучше свои расстреляют!

И он вернулся назад в СССР. Как обычно, сначала ему обещали, что "родина вас простила", а потом дали 10 лет концлагерей, которые он отсидел полностью.

Много лет спустя, в 2003 году, я получил из Москвы и прочел ту книгу, которую лейтенант Овчинников пытался писать в 1956 году и которую ему тогда написать не дали Маламут и Мильруд. Это книга И.В. Овчинникова "Исповедь кулацкого сына", издательство "Десница", Москва, 2000 г., 367 стр., тираж 3000. Читать эту книгу очень тяжело. Но это судьба миллионов раскулаченных крестьян и их детей.

А с Чарли Маламутом, начальником мюнхенского отдела "Голоса Америки", вскоре начало твориться что-то странное. Он вдруг начал менять себе квартиры и скрывать свой адрес и телефон ото всех сотрудников. Постепенно у него развилась тяжелая мания преследования, и его отправили на лечение в сумасшедший дом в Америке. Говорили, что столкновение между Маламутом и Овчинниковым из-за призрака антисемитизма было уже началом этой мании преследования. Сначала мания величия в форме троцкизма, а затем мания преследования в виде антисемитизма. Так или иначе, Маламут помер 13 июля 1965 года и из-за этих "13" пошли слухи, что он был масоном-сатанистом и нарочно повесился 13 числа, так как это чертова дюжина, и тогда он попадет в точности туда, куда ему нужно. Ведь мания величия и мания преследования это как родные сестры.

Подобная история произошла и в ЦОПЭ. Мильруд пристроил на работу в бухгалтерии ЦОПЭ пожилого эстонца по фамилии Ванагс. И вдруг этот Ванагс заболел не только манией преследования, но сразу и манией величия - и его пришлось отправить в сумасшедший дом в Мюнхене. И тут вспомнили, что Ванагс с улыбкой рассказывал сотрудникам, что в молодости он совокуплялся с ослицей и с отцом Алёши Мильруда, который был редактором газеты "Сегодня" в Риге. Поэтому Алёша и помогал ему на старости лет.

Чтобы фирма выглядела солидно, представителем ЦОПЭ в Вашингтоне сделали старого педераста Юрия Мейера, моего неудачного тестя. А представителем ЦОПЭ в Нью-Йорке сделали известную лесбиянку Нину Берберову, полуеврейку и полуармянку, которая позже прославилась тем, что написала книжку о масонстве в русской эмиграции, где с удовольствием оплевывала всех своих личных врагов. Поскольку редактор "Нового русского слова" отказывался печатать её глупую писанину, она в отместку привела даже членский номер его масонского билета.

Потом Алёша Мильруд перебрался из Мюнхена в Вашингтон. Говорят, что он сбежал из Мюнхена, так как следующий президент ЦОПЭ Миша Дзюба угрожал ему тем браунингом, который я подарил ему. И опять виноват был сумасшедший дом, в который попала жена Дзюбы Сюзанна, которую соблазнила в лесбиянство секретарша Мильруда Пия.